Литовское масло

Я подлость забываю,
Но манит свет огней...
И постепенно таю...
В огне твоих очей

Мелькнуло и погасло...
Тревожит мой покой,
Твоя картина маслом,
Где осень над рекой.

И в наступивший вечер,
Я опускаю взор,
И насладившись встречей -
Вечерний разговор...

Представлю, что ты рядом,
И не смогу помочь...
Соприкоснуться взглядом -
Закутываясь в ночь.

Голодных дней стеклянные глаза.
Лаборатория. С профессором евреем
мы разгоняем центрифугой время,
невольно ожидая чудеса.

Профессор шепчет в жидкую бородку,
иллюзий раб, отвергнутых идей,
в лаборатории - сыро, и проводка
бросает искры с каждым мигом злей.

Чу, вспышка, пламнь, мир во цвета окрашен,
профессор, - час триумфа всех светил,
и центрифуга закипела кашей,
тряхнула стены до корней стропил.

А из небес сыпнуло штукатуркой
- мир люди Вам – а дальше – стоп и – тьма...

Сротапанна, не топчись на месте, давай вступай,
в поток, притих, (притхаг джана), не будет рано,
истечений, мир желаний, ран, (камадхату), давай
команду, .............. анагамин, вернётся не один,
архат, достоин звания, явится, для демонстра-
ции чудес, а молодой, наивный, без головы по-
верит в это, возродится, воспрянет, весь зардеет,
как кумач, злотые горы, вот калач, туман расе-
ется, долина, стога уложены, картина маслом,
«оперный» театр, вот где-то так, а может и ни
так...

Я – Мишель Нострадамус.
Я весь из металла.
Я весь тот,
о ком плачет в Тулузе тюрьма.

И центурии
на ухо мне нашептала
в полумертвом Марселе
святая
чума.


Юго-запад Европы. Бубонный. Кровавый.
Столько душ заболело. Смердит сквозь елей.

Вам придется поверить
и в Бога,
и в травы.
Так решил – пришлый лекарь
и выкрест-еврей.


Позывные из космоса…
Гул междустрочий…
И эпоха барокко
уже на весах…

А в катренах моих
лишь сто сорок пророчеств.

Мириад откровений...

Блаженный яд любви –
прах, обратившийся рассветной маргариткой.
Предродовые муки женщины – строка,
проявленная болью – скрепленные в узор души слова.
Твои стеклянные глаза,
когда ты возвращаешься домой
глубокой полночью, разбитые о грязь и масло луж,
мерцали невидимкой по ветвям,
где бархатный мотив Синатры
навязчиво качался вслед огням,
таким же одиноким, как полмира,
когда тебе светило, даже тьмой,
где проще полюбить, чем ненавидеть,
когда изменишь себе раз – утратишь навсегда...

Он верил в форму, сжата, лаконична и скупа
купе где маргиналы, лузеры и лохи, скоморо-
хи, крупа подсолнечное масло и оливы, где
соль, инжир, орехи и кишмиш, ну в общем весь
набор, гашиш.

Изумрудная вена Сены, её каменный берег смотрит на город света,
отравленный модой любви и шансоном.
Мельница Мулен Руж перемалывает ночной воздух Парижа –
ночь, его второе имя, его сердечная мышца.
Зоб Триумфальной арки; скелетообразный Эйфелев гвоздь
вонзается в лобную кость в любой точке пространства;
призрачный запах масла и акварели с Монмартра;
в музейном саркофаге Лувра жует улыбку Мона Лиза, затертая до дыр,
икающая сотни раз на дню в проклятьях Леонардо;
разбросанный окрест...

Остаточный аромат поцелуя на приливной волне крыш.
Соломенным клубочком на коленях теплый лучик.
Блик солнечный ростком сквозь тьму зрачка.
За мутной смолой окон – янтарный воздух бездорожья.
Твои секреты – новолуния цветы,
колец древесных обручальные созвездья.
Разлившаяся лесотень на горлышке бутылки каплей хвои.
Апрель, холст, масло, пение ветвей –
шум-призрак кареглазых ангелочков.
Блеск губ перефразирует влюблённость.
И всё-таки, усталость – юное похмелье.
Подтаивает облачная...

- Хорошие люди живут хорошо,
И плохо живут – плохие.
В какой я стране это чудо нашёл? –
В России, мой друг, в России…

- Полнейший абсурд, всё совсем и не так,
Подонки всегда при власти,
И если во взятках погрязнет Катар,
Там тоже не будет счастья…

- Но, ведь разговор не об этом, старик, –
Ресурсы – плохой критерий,
Духовный огонь ярче нефти горит,
Попробуй поджечь, проверим.

- И время – могильщик, и знание – склеп!
От Питера до Ньюкасла
Хорошие люди, увы, мажут хлеб
Не...

Вообще-то всех энергий,
что лошадок в табуне.
Сколько их гнедых и пегих
ни тебе не знать, ни мне.

Все энергии разнятся
меж собою, как одна.
В ящике они пылятся,
только ящик тот без дна.

Сколько вздумает Всевышний,
столько сможет их извлечь:
Ураганом сносит крышу,
град посев бьёт, как картечь,

дождь стеной, ни зги не видно,
иль всё гибнет от жары…
Лучше Бога не гневить нам…
Всем по правилам Игры

волю дал Господь, свободу.
Тот, кто влезет на...