Лиственничка

Вдохнуть нам часто хочется земную благодать,
В волнах побултыхаться и на пляже загорат
Впервые если в Индии, вас факты удивят,
Что местные на русском здесь почти не говорят.
Коровьими лепёшками укрыт узор дорог,
Жарою долгожданною наполнится ваш мозг.
К услугам бесконечным вам придётся привыкать
И «No, Thank You!» уличным торговцам повторять.
Коровы медитируют, бодаются быки,
Кругом мопеды с байками, тук туки и такси.
Не забывайте, ездят здесь по левой стороне.
В толпе орущей скоро вы...

Агни-полдень дышит нектаром в сахарно-белых одеждах.
Всадники ветра
слагают гимны под деревом Бодхи.
Золотисто-красное
воплощение
двадцать восьмого лета
принесет мне зыбкое счастье.
Аспидной тропой
в смоли лиственной памяти
лотос пробьется
твоей улыбки на платье
небесной портнихи – любви.

В глубь, в степь, в стон, в рог – колокол перемалывает воздух,
колокол восточного вздоха солнца.
В лед, в ширь, в плавь – ставни небесные бьются о шорох
овсяных стоков тумана.
Как прекрасна надежда, дающая смерти отдых, как священна весна,
дающая мертвому взгляду колос,
согретый губами медовыми ветра-южанина. Изумрудные
лиственные костры, хороводы полян

в девственных красках, улья дождей с радужной вязью –
не дадут спокойного сна в молочных гробницах
зимы. Грозы вещают, гроздья...

Сквозь дождевые облака клюет слюной мертвецки пьяной в брюхо мокрого асфальта
желтушно-висельное солнце.
Затяжка из ментоловой травы под флейту рос, размешанных серебряным песком и грязью
ливня ночи.
Надежное пристанище для сумрачного духа подземелий. И, все-таки – весна; и, все-таки –
коррозия
метелицы железной налицо. Сдувая пыль с узоров выцветших чернил дороги,
услышишь родниковый колокольчик –

там демон твой, любимая, желанная гулящая трава; там ангел твой – проказник
с...

Осень сняла кожуру изумрудного яблока августа.
Безмолвствуй, храни тишину в туманном шафране
влажной воздушной шали,
храни тишину своих слез.
Расплывчатым взглядом пьяницы

лезут под ноги лужи,
лезут за шиворот
сквозняки.
Встретимся у реки,
у белоснежной, лилейной реки
за лугом из желтых букетов памяти.

Солнца кратер запружен
водой, мякотью
лиственной гнили.
Топка остывших созвездий тянет
в логово снов без сновидений.
Спасает
малиновый чай и шахматный плед.

Мгновение...

Дух осени –
расстрелянная ласточка –
ожог фантомной боли.
Крадется сердце проседью
в багрянце рощ,
и колосится в поле
ливней урожай.
В осипшем горле
водостоков –
гниль пряности
и холодок угрюмый.

А мне – не жаль,
мне пить до дна
микстуру
свинцовой крови
рек
в туманной жабе
солнца,
да у окна
срисовывать закат.

А я, не прочь,
колоться льдом поутру,
и перламутром
лиственной волны
гнать тень в глухую ночь,
во взор совы
бросать крыло нагое,
свинцовой кровью рек...

Из первозданной тьмы души я выполз, заново рожденный.
Я слышал во сне псалмы ассирийских царей и аккадские заклинания,
малайские заговоры и воскурения орфических гимнов Эллады –
так прозревала душа ночи.
И если бы я вернулся в прошлое, то, встретив себя, ещё совсем юного,
я бы сказал себе – ты, и так, всё знаешь.
Я проснулся, очищенный огненной влагой зари, оделся, вышел из дома,
погружаясь в изумрудно-прозрачную, молчаливую воду утренней океанической отмели,
сел в свой автобус, и поехал...

Капли плавно стекают по глянцу листвы,
Паутинки под тяжестью бусин обвисли.
Воздух свежий, спокойный и в миг тишины,
Окружают сознание чистые мысли.

Ветра нет, благодать, изумлен красотой,
Лишь покой нарушают не спящие птицы.
Тронут ласковым голосом и чистотой,
Соловьиные сказки, и, это не сниться.

Осязаю безумные танцы цветов,
Их волшебные линии нежной граали.
Их безмерной фантазии не видно концов,
Беспредельна поэма цветущей хрустали.

Распушился наряд, яркий лиственный стан...

Я люблю птиц:
длинноногого журавля с долговязой шеей и прямым копьевидным клювом
у заболоченных водоемов; тускло-глинистых жаворонков обнаженных степей,
полупустынь и лугов; аккорды и паузы стройных дроздов, подхваченные
лиственным лесом; тяжёлый полёт коренастого дятла, словно брошенное копье;
кочующий огонёк рыжевато-кофейной сойки; фиолетово-металлический отлив
древнего ворона; гнездящуюся в уютных парках кроткую горлицу;
хищного ловчего сокола, на заостренном шпиле скалы...

Дактилоскопически всматриваюсь в дно неба дальнозорким сердцем,
на горизонте: дары волхвов, дёготь ночи, декорации оставленных сновидений,
дельта стеклянных созвездий, денатураты дня, выжитые до корки двужильным временем,
молящийся дервиш-ветер, депозитарий оставленных женщин, невесть где…

Дерзновенный демон мысли, повитый дерюгой, нашёптывает десертом на ухо
о вдохновенной молитве молчанья, диагностируя смерть, как константу пространства
и времени, диагностируя хаос второго закона...