Красавицы-блондинки

У берёзы-павушки редкая коса,
У моей любавушки зелены глаза,
Выйду за околицу - по траве роса,
Прогуляюсь по лесу, в небе бирюза.

Запоёт соловушкой сердце во груди,
Поклонюся зорюшке, солнышко взойди!
Разбуди любавушку, разбуди-буди,
Да Россию-Матушку светом обойди.

Ах, ты, Русь-красавица - кроткая душа,
Сердце бьётся-мается, стонет чуть дыша,
Звездоликой Навною чудеса верша,
Русь золотоглавая, ох и хороша!!!

Соберу любавушке полевы цветы,
Прокричу журавушке - гей, лети-лети...

Ирине

Ирины только умными бывают
И от любви рассудка не теряют.
Они прекрасны, элегантны.
Как правило, Ирины – все таланты.

Им ничего не стоит написать стихи
И музыку, и песню, и сказку сочинить.
Они легко сумеют задачи все решить
По химии, по физике. Толково объяснить.

И всё на свете знают, и знают наперёд
И кто им улыбнётся, и что произойдёт.
От этого бывает им грустно иногда,
Но Иры оптимистки и веселы всегда.

Оксане

Оксаны все всегда самостоятельны.
Они умны...

Испанская царица мне душу разжигает…
Так за секунду до восхода
Красавицу-девицу в объятиях сжимает
Своею пеленой природа.

И чашу до дна готов я испить.
Волшебство от искры танцует,
Я буду твой танец вечно любить,-
Незримость красоты парализует!..

Цветами сизыми играя,
Глаза - синих птиц стая.
Пленяя и сверкая -
Движенье смерти замедляя…

От всепоглощающего света
Унылой грусти снег растает
Твой силуэт мне луч рассвета,
Что в зимний вечер согревает.

Жизнь блестела, словно твой паркет.
В тишине густых сосновых палок
Женщина качалась в гамаке,
И арахис жареный жевала.

Белый пудель стриженным хвостом
Всё махал, на солнце члены грея –
Женщина читала энный том
Сочинений Э. Хемингуэя.

В щели глаз лились живой водой
Строфы занимательных историй
Про окопы первой мировой,
И о старике, ушедшем в море.

Я был рядом, лучший друг семьи,
А точнее - лучший друг хозяйки.
Ежедневно, с часу до семи,
Рассуждал, качаясь в раскачайке...

Мы давно выросли из детских платьев,
Забросили кукол в пыльный угол.
Мы думали - взрослыми сил быть хватит
(До нас не один человек так думал).
Забыли о садике и о школе,
Немного родителей подзабыли,
Забыли стремление жить на воле,
И душные клетки свои полюбили...
И бьемся, стучимся, кричим в смятении!
Бежим на работу, бежим с работы.
Уже не красавицы, а привидения -
Летят незаметно шальные годы.
И ты, и я, и другие тоже -
Никто, быть может, не вспомнит ныне -
На что хотели мы быть...

весь земной шар
обнимает
красавица осень
* * *

рыбой цепеллина
пробивая лед неба
вырывается солнце

к новому воздуху
обжигая анабиоз легких
метафизикой превращения
* * *

притяженье чувств
сближает
линии судьбы
* * *

плачут зрители
в горящем кинотеатре
трогательный фильм
* * *

ветер сдувает наши судьбы
как пух одуванчиков
в непостижимость

Я пройдусь по узким улочкам
И вдохну морского воздуха,
Всюду парочки целуются,
Все знакомо, но не познано.

Каждый юноша здесь джентльмен,
Тонко шутит, носит шарфики,
Ну а девушки прелестные
Манят красотой цыганскою.

На Привозе, как на празднике,
Так обвесят, что понравится,
Этот город, почти сказочный,
В сердце навсегда останется.

Так что, Мама, будем праздновать
Юбилей, моя красавица,
Ты желание загадывай,
Мы исполним, постараемся!

"Что ты сыт - я, чай, не глуп! -
Чай, про сытость свою бредишь.
Без обеда не уедешь:
Нынче - с рябчиками суп.

Шшас! - кикиморы придут:
По субботам приезжают
Со учёбы... Уважают
Лес-то - век прожили тут.

Как морячки по морям -
По делянкам... Мне - приятно.
Сын бы лучше был, понятно,
Но - привык и к дочерям”.

/Об утробе ли радеть
В наше время? - проку мало.
Между тем душа б желала
На кикимор поглядеть /.

. . . . . . . . . . . . . .

В длинных сенцах у...

Ночные дебри, тайны сновидений…
Луна в разгуле, полностью пьяна…
И волнами мгновенья озарений
В Душе вдруг поднимают всё, со дна,
И восклицанием звучат – полна… полна!..
Душа полна… Но разыгрались тени...
Пора расцвета пришлых дум и мнений…
В ночь полнолуния льёт свет, но холодна
Красавица, что мраку отдана,
Плутовка, что сдалась на откуп лени,
Забыв, кому величием должна...
Так призрачно... тревожит сны Луна...

Тусклый свет из окна в серый фон обращал его комнату,
Он продал все, что смог: мебель, книги, одежду – недорого.
А осталась кровать, одеяло, когда-то мохнатое,
Но в такой нищете, он был счастлив – жила его статуя.

Он творил ее год, год потерь и тревог, еле выстоял,
Вся одежда – труха, а кругом мерзлота, все осмыслено,
Вот она перед ним, словно ангел стоит – улыбается,
Как он много страдал, как отчаянно ждал, но какая красавица!

Но в тот вечер ударил мороз страшной силою,
И творцу...