Костры земные и небесные

Ведь знаешь ты: иду на ощупь я,
По хрупким листьям, призрачным устоям, ветхим сваям,
Ты знаешь, как быстро таем. Слова по ветру лишь роняем,
Сердцами чисто изливаясь в мертвенную пустоту.
Ритм замирает, сонный день на входе,
Всё та же суета в народе,
Всё также обездолен судьбою гений и недоволен он собой.

Опознавательным нам знаком – Небесный Тадж-Махал,
Столь серебристый при луне, сколь розовый он на заре,
Сиянья белого исполнен днем, и призрачен,
Своей струящейся, как воздух...

Струйками втекает небесный звук, и касаясь струн натянутых души,
Вскрывает память о других мирах, - напоминает о космической любви.

Улыбкой света растекаясь, проникает в глубины клеток звук,
И колокольным звоном пробуждает звездный дух, - меняется структура бытия.

На зов вибрирует торжественно душа. Из треснувшего кокона мелодия её слышна,-
Любовь свою она вливает в общий музыкальный строй космической симфонии Творца.

Дом Духа в Сердце двери распахнул и озарил сиянием Огня...

Широкодумные дубравы
Небесный ветер облетит;
И всколыхнутся тихо травы,
И ангел мыслей воспарит;

И муза чистая, святая
Коснётся струн души моей;
И чудный образ оживает
Мечтой, стихом, красой своей…

Тарас Тимошенко

В темнице сердца искрой божьей
МессИя – узник мига ждёт,
Когда любовной, к Богу, дрожью
К нам озарение сойдёт,
Оковы лености сорвёт,
Набата впустит гул тревожный.

Набат любви в небесных сферах –
Иисуса сердца благовест.
Нам не хватает только веры
В животворящий Сына крест.
Мы ждём опять благую весть.
И вместо Бога верим в ересь.

Любовь божественная льётся -
Откройте лишь свои сердца.
И пламя яркое зажжётся.
Едины мы в душе Отца.
Всего лишь взмах кистей Творца.
И кровь...

Скучает зимы седина
В голодном до зелени смоге,
Стирая на сердце дороги,
И ночь поднимая со дна.
Мы грезим остатками солнца
В расколах небесного льда,
Застыли в глазах зеркала
Его тишины,
И смеется
Унылая вьюга в груди.
Под снегом задушено слово
Псалмов огнегривых,
И кома
Сползает в дыханье любви.

Гроза началась с бесподобного грома,
я в жизни такого ни разу не слышал.
Возможно, что только на аэродроме,
когда самолёты, пугая бесстыже,
вдруг с рёвом моторов турбореактивных
с бетонных дорожек к заоблачной выси,
взлетают стремительно, мощно и стильно,
так гром прозвучал. Тут же кошки, как крысы
бегут с корабля, сразу спрятались в шкафе,
в диван, под кровать в страхе перед стихией.
И небо устроило аутодафе:
лупили по городу струи тугие,
метались меж тучами сполохи молний,
и грома...

То вспышки, то рябь – в объективе все ложно.
Вздыхают ученые: «Снова помехи»! –
А это гуляет небесная Кошка
И трется о звезды искрящимся мехом.
Касается лапкой безвестного Завтра,
Играет с волнами летящего света,
Чтоб не было скучно, поет космонавтам,
Катает клубочками экзопланеты.
Путь Млечный ей в блюдечке сливки приносит
С подсказкой, где водятся славные мышки.
Из черной дыры кто-то высунул носик:
Ты кто? Хейла-Боппа иль Джерри-плутишка?
Не верьте, что дальше – лишь холод и тени...

Нема Земля в тени небесной кельи...

И только слышны
звуки тишины,

И только видны
муаровые трели

Молочно-белой пристальной княжны -

Ее дворец -
ночные новоселья,

И взгляды к ней
таинственно нежны -

Навечно верной крестницы Луны...

Ненастье. И птицы уходят в отрыв…
Кружится листва — в рваном танце…

Мне так не хватает рассветов внутри!…
Мне много чего
не хватает.


Небесные капли… Я пью их взахлеб…
Летите в меня!…
«Сентябрейте»!…

А я вам подставлю
и сердце…
и лоб…
Наотмашь, родимые, бейте!!


Так к дьяволу — крест мой…
И к черту — стихи…

ПРИМИТЕ МЕНЯ В СВОЮ СТАЮ…

Избавьте меня
от смешной чепухи —
от той, над которой рыдаю…

____


Промыла — и перепахала гроза
наш город… наш мир...

Отчаяньем, надеждой, наградой и несчастьем,
Мгновеньем озарения, незнанья темнотой,
Благословеньем светлым и тёмным злым проклятьем,
Душе был в тесном теле, путь жизненный, Земной.

Сквозь горы отчуждения, сквозь топь болот незнания,
К себе манил ослабшего, к себе звал свет прозрения,
И видя в нём надежду, искало путь сознание,
Но мысли все запутавши, мешали жить сомнения.

И в миг несчастий-горестей и в тяжкий миг отчаянья,
Спасло упрямство духа и непокорный нрав.
И смяв, всё ж не...