Коммуна движется

Зима, мороз, анастезия...
Аптека, ночь, в глаза фонарь...
"Огонь и лед" мне все едино -
Быть может завтра умирать?..

Чего кривить, душой распятой -
Иль в ночь идти, стихи писать?..
И может буду, я, поганый,
Когда услышу " ну опять".

Читать одно, писать другое...
Как положить в строку слова?..
Быть может дело не земное,
А движет сверху голова?..

Им, что до нашего решенья?
Возьмут, не спросят головы...
И только множаться сомненья:
"От куда ты, от куда мы"....

Одним недугом навека
Больны правдивые поэты:
И мукой движется рука,
И приращается строка,
Рождая басни и сонеты.

Как лихорадит красота,
Движенье изменяет крови!
И лист - подобие холста,
Кто слеп - не различит цвета,
И с недоверьем хмурит брови.

Кто слова музыке не внял,
Тот глух, как камень придорожный,
Того господь не осенял;
Но и никто не обвинял
За лишний пыл и норов сложный.

Поэт не ладит с тишиной
И с миром, слышащим и зрячим,
Поэт - почти душебольной...

Где моя Муза?
И чем она дышит?
Мне бы хотелось
С ней встретиться вновь.
Как ей живется?
И что ею движет?
Конечно, нужна ей
Большая любовь!

Останови, бегущую во лжи.
Я в белом платье правды замерзаю!
Прижми к груди, ещё сильней прижми!
Других с тобою лиц не замечаю…
И успокоюсь на минуты две,
Пока со мною губы твои дышат.
Но нужно плыть по жизненной реке,
В которой не любовь всем миром движет.
Останови – останови на миг.
Я в белом платье правды не увижу.
В глазах твоих, она в глазах твоих…
Прижмись ещё чуть-чуть, чуть-чуть поближе!
И солнце вновь растает над землёй,
Отдав права ночному ожиданью,
Но наши переписки под...

Воздух чист, Весны цветение
Дарит аромат земных цветов.
Снова Мир дышит возрождением.
И в сердце распускается Любовь.
Чудо, словно наваждение..
Сказка в Жизнь твою идёт.
На небе сияет солнце.
Всё всему имеет ввремя.
Всё имеет свой восход.
И пора пришла и словно солнце
Любовь восходит и движется вперёд.

Мой Бог не Милосерд, не Всемогущ,
Не Он изгнал Адама из Эдемских кущ,
И Люцифера Он не проклинал…
Он Вездесущ, Он средь лесов и скал,
В травинке каждой и в глазах змеи,
В пыли межзвёздной и в ядре Земли,
В солдате том, что на курок нажал
И в том бедняге, что от выстрела упал.
Он лев, который рвёт зубами плоть
И жертва льва, что полусъеденной умрёт.
Он тот, кто от чумы людей спасал
И он же на людей её наслал.
Любовь и ненависть, рождение и смерть
Присущи миру и ничем их не стереть...

Усталый от сумрака город смотрит в затылок,
запутавшийся в переплетении проводов и полуночных маршрутов;
тяжёлая мантия туч спадает на плечи, на гриву
ощетинившихся обочин. Я пропадаю в ласковом воздухе, в летучих
гроздьях сирени бреду наугад – кто подаст бедному страннику,
потерявшему всякий уют, всякую ясность пути.
Из такси выгоняют с хрустом дверного замка. Пряничный
вечер перетекает в неисправимую ночь, а впереди –
задыхающаяся в тумане свинцовая лунная фляжка.
Тот не писал стихов...

Ну почему, ну почему скажи,
Песок Веков сквозь пальцы шелестит?
А эта мысль мгновением летит:
"Весь Мир прости и Он тебя простит."

Любовь, она всегда была, Любовь
И будет в Вечности всегда Она,
А счастье распускает крылья вновь,
Земля цветёт, ведь на земле весна!

Вот небо голубое в облаках
И ветер свежести подует вновь,
А путник жизни, он всегда в мечтах,
Ведь движет путником всегда Любовь!

Песок Веков сквозь пальцы шелестит,
В Руке Того, Кто правит Светом вновь,
Перед...

Запах свежескошенной травы…
тихий… бархатный…

Жизнь моя – без боли… без борьбы…
Ну и бяка, ты!
Жизнь моя… без всех моих друзей…
Ну и сука ж, ты!

Ходит по нейтральной полосе
ветер судорожный.


Движется по венам кровь ползком…
Мрак и готика…
И всё ближе – в хлопанье флажков
крик загонщика.


Я давно простил – на разум всех
обезбашенных…
Господи!… откуда ж этот снег…
свежекрашенный…


Я любить хочу…
а не лежать –
в алом оттиске!…

Лопнула струна. Да не в ушах.
В...

Я сегодня молюсь гитарой…
Так молюсь,
что струны хрустят…

Жизнь свою – как альбом листаю…
В 54-ре листа…


Там: я суд на вершине правил…
Здесь: я тяжко катился вниз…

Столько вычеркнутых заглавий!…
Столько выдранных с корнем страниц!…


Небо в венах моих – не движется…
Исчезают из глаз – моря…

Что-то очень уж тонкая книжица!
Несолидная…
Но моя.


И пылится шпага Атосова,
позволяя Париж оболгать…

Я тоскую по всем — Отозванным
в бесконечность…
за облака…


Я...