Клубиться

Зимний вечер: ветра пляска,
Проводов, замёрзших, звон,
Кристаллическая сказка
Разыгралась за окном.
То она блеснёт закатом,
То покрасит серебром
Наши скромные "палаты",
Наш уютный сельский дом.
В доме печка пышет жаром,
На подходе пироги -
Мать с утра печёт и парит,
Залезая вновь в долги.
Нам ребятам, мал-мал меньше,
Всё то было невдомёк,
Пел нам что-то осмелевший
В тёмном закуте сверчок...

Память детства, свежи краски:
Добрый, тихий, светлый сон.
Помню: вечер, ветра пляска...

Безлистый лес непроходим –
в болоте прятались дороги,
клубился тусклый едкий дым
с отвратным запахом берлоги.

Как на флагштоке старом флаг
безжизненно-уныло дремлет,
в краю, где правит хронофаг
застыло неподвижно время.

Белесые хлысты берез,
тонули в рыжей, вязкой жиже
катилось небо под откос,
расплаты час был смерти ближе.

Я упиваюсь твоим ядом
Моя удушливая тварь!
Ты сверлишь душу своим взглядом,
Клубится въедливая гарь.

И в этой гари, как в угаре
Сплетенье наших скользких тел,
Ведь каждой твари, так по паре,
Беру я в руку белый мел -

Рисую круг - меж тем и этим.
Мой мир жестокий, вот он - здесь,
Паук, мой брат - раскинул сети,
А в центре - голод, яд и месть!

Одинокая улица

Воскресным днем,

Теряется в городской тишине,

Застревая в переулке глухом.

Трамвайные пути

Пересекают машины,

Светофор загорелся

И пошли пешеходы.

Мимо магазинных лавочек,

Закусочных и клубов,

Лентой тянется

Туманный проспект…

ОДИН из них был днём.
Зари дыханье в Нём,

Шуршание листвы,
Птиц пенье на рассвете,
Загадочные сети
Небесной синевы...

ДРУГОЙ был чёрной ночью.
Всё в прах, и душу в клочья!

Огни, отели, клубы, ... -
Не видеть, и не знать, -
Лишь жадно целовать
Трепещущие губы...

А как душа хотела
Дарить себя и тело
ЕДИНСТВЕННОМУ Богу...

Смотреть - любя и строго,
Как будто в первый раз,
В ОДНУ лишь пару глаз!

Чего-то не хватило..
Чего-то не успела...

Звездой сорвавшись с неба...

велосипед
у которого крышки люков
вместо колес
катил громыхающим чудищем
без руля и седока
по ржавому городу
галлюцинации немоты

и мертвые бабочки
падали ему вслед
на пустынные тротуары
подобно зараженному снегу
казнь отражений
размноженных в зеркалах
отсечением продолжений

как любил размышлять
за трубкой крепкого табака
старина фрейд
окутанный густо-сизыми
клубами дыма:

желание облегчения
в том чтобы
перелить себя куда в кого
и остаться жить навсегда...

Небо прокурено - табачные клубы
туч… На ресницы, на губы
мелкими каплями падает боль –
… я не с тобой…
И еще… играет Nirvana – Курт
Кобейн поет: «Jesus…» и неба лоскут
на прорехе изодранных в клочья туч…
Где-то есть ты/с тобою, а тут -
словно примета, словно бы весть,
бьет голубок крылом о жесть
подоконника - край карниза…
Воспоминание вырвется из-за
сотни ненужных, рутинных вещей -
оттуда, где без тебя ничего вообще
нету…
- я верю в приметы…
В руках дождя и кисть и холст,
и...

Когда улетают стаями птицы,
Чтобы потом опять возвратиться.
Когда по земле жёлтый лист клубится,
Чтобы потом в ковёр превратиться.
Когда появляется реже солнце
И туча большая глядит в оконце.
И дождь моросит, а порой даже льёт,
С души грусть ,печаль никуда не уйдёт.
Знаю: взявши меня за руку - ты в осень меня ведёшь.

Когда с неба падают белые звёзды,
Накрывши всю землю собой.
Когда на рябине красные гроздья
Висят над моей головой.
Когда тишина эта белая-белая
Звенит на замёрзшей...

Гадаю на кофейной гуще.
Как предстоит мне дальше жить?
Засомневался ещё пуще -
Сомнений не с кем разделить.

Полста минуло от рожденья,
Без малого. Каков итог?
Подсказок нет, нет и знамений.
Не очень лестный эпилог.

Былые гранты и заслуги, -
Все это - жалкий мёртвый груз.
В мозгах звучат лишь буги-вуги,
И только вечерами блюз.

Что если всё начать сначала?
По новой, с чистого листа.
Писать кому-то мадригалы,
Неважно, что уже полста.

Встряхнуться, чуть...

Они жили… не долго, но счастливо.
Увлекались, мечтали, любили,
Рисковали - бывало всякое.
Их сияли глаза. Они жили!

Кто-то свыше решил так, наверное:
Разорвалась вмиг жизней нить…
Их не стало. Так Богом повелено.
Что случилось – то не изменить.

Громом весть средь друзей грянула,
Все иначе вдруг стало, всерьез.
Было горько, когда провожали их…
И никто не скрывал своих слез.

Кадры памяти в сердце остались лишь,
Фото в клубе повешены с датами.
И кто-то вновь пришедший спросит...