Китеж-град

Стареем, друг. Становимся несносны.
Скажи, дон благородный, не молчи:
Ты помнишь ли эмблемы крестоносцев,
Что мы с тобой нашили на плащи?
К жене отпущен на побывку Санчо,
Забыта Дульсинея навсегда.
Вы деревеньку в маленькой Ла Манче
Не путайте с Ла-Маншем, господа…
Скрипят давно заржавленные латы,
Скучает меч, не выйдя из ножен.
Теперь добро не делают бесплатно,
Тем более – не борются со злом.
Не сталь блестит – сединные невзгоды.
Над яслями толстеет Росинант.
Закончились крестовые...

Брат мой ты знаешь мужчины не плачут
И не надеются на удачу
даже когда остается один
Из полка настоящих мужчин
Выстрел и пуля проносится рядом
Кто-то упал под пронзительным градом
Кто-то остался и снова стреляет
За друга товарища сам погибает
На белом снегу остается картина
Кровавого пира с окраской рубина
А через пол года на этом же поле
Выпьют за правду за честь и за волю
Брат мой ты знаешь солдат умирает
Последний патрон в небо пускает
И замертво падает на белый снег
Вновь...

Здесь моей судьбы исток,
И, входя в людской поток,
Не горюя говорю я:
Здравствуй, град Владивосток!

Плохо было при Иди Амине -
Голодно, отсутствовал причал…
Выручали нефть и алюминий…
Впрочем, даже он не выручал!

И народ Уганды прямо с детства –
Будь то смерд, понтифик, феодал -
Здорово шалил – то в людоедство,
То в маразм от голода впадал!

Не хватало мяса, сала, тмина.
Пустота кругом – куда ни кинь…
А потом не стало и Амина.
Помер наш Иди Амин: аминь!

Скучно там, в Уганде, без Амина.
Слышен львиный рык и львиный зев.
Счастья нет в Уганде и в помине.
Голодают жители… и лев...

Есть люди с чистою Душой.
Пред ними голову склоняю.
Как часто Путь их не простой,
Как часто их не понимают.

И в нашем мире зла и лжи,
Они отшельники, изгои,
Несущие нам Свет Любви
Своей израненной Душою.

Не требуя взамен наград,
Эти безвестные герои
Упорно строят Светлый Град,
Где жить придется нам с тобою.

мы все захлебнулись в своей подноготной
вся наша жизнь на дне океана покоится
никто не знает когда мы все сдохнем
когда чьи-то руки тихо умоются
все просто идут на смерть свою верную
она то уж точно никого не оставит
все просто лишились всяческой веры
их головы градом, цветы похоронные давят
и здесь больше нет человечности в душах
здесь только страх, боли злость, да отчаяние
никто не посмотрит в отражения в лужах
никто не подумает ,кем же мы стали
идём на себя запасаясь оружием
в...

Увидеть незримое сложно.
Коснуться незримого сложно.
Но, все таки, не невозможно,
Когда устремленья чисты.

Да, отрицать все можно!
Вот это – совсем не сложно!
А мне, почему-то, тревожно:
Ангел Ночи за твоею спиной.

Огонь разрушенья греховен.
Огонь созидания свят!
Несутся воздушные кони
В сияющий Света Град!

Направь устремления к Свету
И тень растворится в ночи,
Незримо тебе улыбнется
Пламя зажженной свечи.

Прости, руки по локоть в крови..
Жаром горю изнутри -
Это по венам кости Вселенной
Чувства толкают.
Молчи!
Сердце мое, не стучи!
Лучше повой, закричи!
На переулках в града шкатулках
Стаи летают...
Смотри!
Крылья обрезаны да посреди
Черная метка, что было в груди
Сердце когда-то. И до заката
Выну я алую плоть.
И все забуду, вплоть
До перекрестка белой любви.
Прости, руки по локоть в крови..

В Мазари-Шарифе - лучшие места,
Здесь такое небо - просто красота!
Синего такого неба больше нет…
Пацану в панаме девятнадцать лет.

В Мазари-Шарифе дыни продают.
Дядьки с минаретов странное поют.
Зимними ночами дышится легко…
Плохо, что от дома очень далеко.

Рожь в Афгане не растёт,
Зато выбор ещё тот:
Если хочешь быть богат -
Попросись в Герат.
Хочешь с клюквою батон -
Пусть направят в Хайратон,
Хочешь в день по двести грамм -
Попросись в Баграм.
Захотелось жить в пыли...

Хочешь мира - готовься к войне!
Эта истина век непреложна,
Хоть понять её вовсе несложно,
Что тогда в ней не нравилось мне?

Или может с советских времён,
Я страною своей не гордился?
Иль когда в институте учился,
Избежал я армейских погон?

В меня молотом вбил комсомол
Отвращенье ко всяческим блокам,
Говоря - ты не ястреб, а сокол,
Хотя был я лишь гол, как сокОл.

Двадцать третье тогда февраля
Власти праздиком не назначали,
Только в рупор с трибуны кричали,
Что священна родная...