Киев Икона Бориса и Глеба

Вы просите изюм,
Презрев объём батона...
Ом Мани Падме Хум!
Икая сквозь икону

И пятернёй кружась
По-поднебесски прямо
Отвечу: Мира Князь,
Приладив папу к маме

Кармическим путём
Пририфмовал цикличность.
С тех пор, когда умрём,
Придумываем личность

И сеем виноград,
Просрав объём батона.
Освободишься, брат,
Не забывай про зону...

На крылечке кошка, фикус за стеклом
На дороге вьюга, а в избе тепло
Темная икона смотрит из угла
Штопаная скатерть на столе бела

Самовар и пряник, баночка опят
Ходики о чем-то с лампой говорят
И трещат поленья весело горя
Напевая песню стуже декабря

Пыль и паутина таинственный чулан
В нем скрипит ворчливо старенький диван
На крючке, до лета, задремал сачок
И стрекочет тихо за стеной сверчок

Красная шкатулка с оспиной огня
Дорожит ей бабушка, годы в ней храня
Стопка фотографий...

Отцвела золотистой листвою
Ворожейка – дождливая осень
И на землю веселой гурьбою
Ляжет стая снежинок - подруг
Пусть по белой волнующей глади
Ветер катит уснувшее лето
Как икону в хрустальном окладе
Пруд застывший увижу и вдруг
Захочу прокатиться в салазках
Кинуть в окна украдкой снежок,
А потом удирать без оглядки,
Слыша Ленки – соседки смешок
Буду брать штурмом снежную крепость
Потеряв рукавичку в бою
А потом, весь промокший до нитки,
Но счастливый, я песню спою
А под вечер...

Для каждого поля есть свой агроном
Для каждой эпохи – историк
Для каждой пилюли найдется больной
Для каждой пытки – свой стоик

Для каждого подвига есть свой герой
Для каждой иголки есть нитка
И каждому первому нужен второй
А для рекорда – попытка

Для каждого часа найдутся часы
И каждой минуте – стрелка
Для каждой бутылки найдется стакан
К закуске найдется тарелка

Для каждого дерева есть лесоруб
Для каждой девчонки – мальчишка
И каждой певице нужен свой клуб
А для писателя...

Грозы встречали гулящих раскатами.
Море – глубинами, церкви – иконами.
Блеск красоты измерялся каратами,
Верность – разлуками, чувственность – стонами.

Небо извергло потоки скользящие
Вдоль тротуаров фонтанами пенными.
Молний клинки многократно разящие
Ярко сверкали над старыми стенами.

Пахло цветами, духами и влагою…
В шуме дождя растворилось бесстрастное.
Древней легендою, сказочной сагою
Вечность проникла в случайное частное.

Вдохом озона, купюрами мятыми
Время оплатит...

Взять от весны больше, чем нужно для нас,
Нельзя, если даже будет не лень,
Когда на солнце, не закрывая глаза,
Медленно, медленно тает прошедший день.

И в облака, подсвеченные изнутри,
Впились щетиной вершины сухих тополей,
Отраженные мертвым зерцалом витрин,
Размягченные в ступе теплых апрельских дней.

На улицах людно, встречи не избежать с людьми,
Только выйди – уже навстречу спешат.
Все, что нужно тебе от весны, ты сама возьми,
А я, пожалуй, вернусь скорее назад...

Ты пахла вишней и любовью,
Я за тобою шёл во след
С уже влюблённой головою.
Ну, что сказать тебе? – «Привет…

Ты та… одна… Прости, что сразу,
Без Вы и без обиняков…
Но есть ли на планете фразы,
Чтоб не запутать в нитях слов

Ту истовость, испепелённость
Моей отчаянной души,
Которая нашла икону,
Чтоб ей молиться во тиши?..»

Поймёшь меня ли, слыша это?
Ускоришь, верно, только шаг…
А я бы сразу дал обеты
Пред ликами на алтарях…

Каждый прав из нас… субъективно,
Мир-то видим через характер;
Для иного нет позитива
Там, где не гулял его Паркер…

Сквозь лорнет ума, золочёный,
Мы глядим,– а ум ли не призма?
Для иного даже иконы
Лишены священной харизмы…

И судить нам ой как по нраву,
Чтоб ещё возили в карете…
Для иного пряник – отрава,
Не жалейте, сволочи, плети.

Всё равно из меди медали,
Пьедестал - к петле лишь подножка;
Для иного прочнее стали
Его личная с олова ложка…

И спина у рифм...

Падение.
Толерантность смерти.
Самобытность замкнутого пространства.
Выцветшие губы не ветру,уносящем мысль.
Хрипота в прокуренном голосе любви.
Идиотский смех ребенка-дауна,
Кому суждено свершить Великое.
После чего Чело возымеет по периметру Разума Ореол Гения.

Колесо в движении.
Паутина искривленных измерений.
Обрывающиеся следы на краю бездны.
Глаза очарованные затмением.
Муравьинная дрожь по коже.
Круг на земле нарисованный одиночеством.

Падение.
Осенние пейзажи вселенной...

Тоскливо скрипочка пищала,
Ей вторил старый клавесин.
В огнях Европа проплывала
Среди церквей – небесных льдин.

И мудрый Бах, и толстый Гендель
Струили райских нот полки,
Чертей и ведьм сгибая в крендель
На взмах аккордовой руки.

А время речкою журчало…
Иконам пища – свет свечей.
Под музыку все исчезало,
Жизнь становилася ничьей.