Качался труп

Не качай ветерок, не раскачивай,
Куст калины, к реке не клони.
Не серчай, не сумел жить иначе я,
Мои прошлые, юнные дни.

И они, уж назад не воротятся,
Не дана, власть над временем нам.
И я здесь, называюсь без отчества,*
И живу, не по нашим часам.

Грустно дом, окном смотрит готическим,
Черепицею, красной он крыт.
В окнах свет, всюду здесь электричество,
И уютен, и сыт тихий быт.

По весне, здесь не знают распутицы,
Лишь асфальт, мокрый скользок чуть-чуть.
Хорошо всё, но грусть...

На ветру, берёзонька качается,
Вслед мне машет, веточкой-рукой.
Ветер воет, словно в чём-то кается,
Словно с миром, делится бедой.

А тропа, к реке берёзы мимо,
Извиваясь, уползёт змеёй.
Всё пройдёт, как свечи догорим мы,
В огне жизни, данной нам судьбой.

И не вой, не буйствуй шальной ветер,
Не дерись, воздушным кулаком.
Я пройду, всё то что мне наметил,
И тропой, вернусь обратно в дом.

Время нынче, сложное — забыла,
Мать-Земля, дней мирных благодать.
Но нам русским людям...

Что ж так горько и погано,
На душе мне и не мил.
Белый свет и словно пьян я,
И в ногах моих нет сил.

И штормит меня, качает,
И размыла слабость взгляд.
И в тиски взяв, мир сжимает,
И я жизни в нём не рад.

И комком шершавым в горле,
Вдох, а сердце молотком,
В грудь стучит и я от боли,
Забываю обо всём.

Так случилось, что в потери,
Вёл в делах любой расклад.
И всегда в печали двери,
Открывал их результат.

Всё по воле Бога, плана,
Мне Его не изменить.
И мне горько и погано...

Качаются ветки лениво,
Над светлой моей головой,
Ах господи, как же красиво,
Раскинулся дуб вековой.

И эти зелёные ветви,
Прошедшие через века,
Хранители тайн наших предков,
Не расскажут нам их никогда.

И вот он стоит одинокий,
В старой побитой коре,
Словно прошли его сроки,
И шепчет листвой что-то мне.

Его красоту созерцая,
С тяжёлой я грустью пойму,
Как сложно ему дорогому,
Пришлось здесь стоять одному.

Качаются ветки лениво,
Над светлой моей головой,
И все-таки...

Поздняя осень не думать просит.
Незваные гости как в горле кости.
Отсрочить конец, что делу венец?
Хочется тему сменить и не быть.

На дворе травы, в сердцах отрава.
Трещат костры и ножи остры.
В кострах кастраты считают утраты.
Почём фунт лиха? В ответ всё тихо.

Кто молодец, тот имеет овец.
А кто овца - пасёт молодца.
Каждому молодцу нужно дать овцу.
Каждой овце - надежду в конце.

Едва рассветёт - мясник придёт.
Звенят медные трубы, качаются трупы.
Не уберечься лживой речью...

Такой отчёт положен был на стол
Сотруднику, ведущему дознанье.
Как много милицейский протокол
Содержит в лапидарном содержанье.

Труп расчленял здесь не специалист,
Возможно, это баловались дети
Иль месть свершила женщина-садист,
Мужская штука этому свидетель.

След преступленья скрыть - вам не пустяк,
За труп без штуки не схватиться вовсе,
Конечности отсёк ему маньяк,
Не думая, как труп потом выносят.

Осмотр произведён, но где рука,
Которая другую руку мыла?
На отсеченье дал...

Мир умер, труп, прибавим "а", он ожил, театр,
вся трупа, собралась, ждут режиссёра, тот,
кто миром управляет, не зная жалости и зла,
добра, одна любовь, им движет, он, икает, при
суетном, упоминании имён, табу, дорогу знает,
он, он ею и является, а нам лишь сделать шаг и
ценности найдутся, и декорации, сознанья ожи-
вут, увидят мир, глаза раскрыв свои, наполнен
светом и на душе тепло, то солнышко "стучит"
в окно, настало утро, пробужденье, кошмарный
сон, забудем, удивленье...

…И вспыхнет вдруг огонь зелёный,
Пожар весны со всех сторон.
И этим светом ослеплённый,
Сюда заглянет почтальон.

Гущины, сломанные ставни,
От погребов сырой душок…
И почтальону жутко станет
Тащить почти пустой мешок.

С трудом дойдёт до нужной хаты.
И тишина – как громкий крик:
Лежат, прижавшись, адресаты –
Старуха-труп и труп-старик.

Когда обход заканчивал к утру,
Дежурный обнаружил расчленённым
Мужчину, зафиксировал как труп.
На части тела глядя удручённо,
Бригаду Скорой вызвал он, про труп
Решив - а вдруг обратно соберут.

Он думал, набирая телефон,
Что вызов не окажется здесь ложным.
В науку, в медицину верил он,
Но понял, что не всё ещё возможно.
Врачи не помогли, сказав: Увы,
В комплекте не хватает головы.

Тебя послал я в мир незрячим
Ну вот, ты уже подрос, глаза открыл.
Проснулся, и стал будить еще спящих
И изгоем стал и безумным назван был.
Зачем, мой сын, ты будишь трупов?
Труп доброты твоей никогда не поймет.
И лишь в беспамятстве поднимет голову и оскалит зубы,
И набросится на тебя, чтобы пожрать твою плоть.