Этажи

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»


Портреты юдиц в сусальном золоте

Двадцать девятый фрагмент

Золотых ли царевен травить
Иды вновь собрались о каморах,
Фей антоновкой будем живить
При седых звездочетах и Орах.

Ветхим пурпуром тьмы налием
Антикварные битые кубки,
Пой обручниц стола, Вифлеем,
Ныне все и успенны голубки.

Ах, Чума, это время земных
Страшных пиров, эфирной их неги –
С барвой фижм и шелков ледяных,
Красным принтом чарующих снеги.

Сорок первый...

Служу ОТЕЧЕСТВУ!
Одна -- кричит неподлая душа:
довольно во греховной лжи
Колосса строить этажи.
Ведь должен кто-нибудь начать
срывать бесовскую печать.
Культура, Вера, Цель и Дух --
России крестный вечный путь!

Не обходят нашу Россию беды…
Куда не глянь, везде проблемы!
17 октября упал Су-34 самолёт…
Не удачный оказался у него взлёт.

Погибли в Ейске и взрослые, и дети…
Не пожившие, а уже приняли смерти.
Пусть земля погибшим будет пухом,
А голубые небеса их душам приютом.

Видать прогневили мы сильно Бога!
Позабыв его, - священного порога…
Кое-кто себя… богами возомнили!
Заветы Божьи по жизни осквернили.

Вот и валятся напасти на Русь Матушку…
Проливают сильно! На Руси кровушку...

По заплатанной лужами улице
Ты спешишь под прозрачным зонтом.
Даже ветер тобою любуется,
Оставляя разбег на потом.

Взяв охапку цветов разноцветную,
Завернув их в осеннюю грусть,
Я, лелея любовь безответную,
Следом верною тенью крадусь.

Припев:
Ну, оглянись,
Ну, оглянись!
Спаси мою шальную жизнь!
Я так давно тебя люблю
От январей всех к январю.

Порхают мотыльками дни,
Там ты одна, и я один.
Пусть эта осень сблизит нас
На веки вечные сейчас.

2
По аллее проходишь...

В Лос-Анжелесе дом в четыре этажа
Сгорел дотла, пожарные напрасно
Спасали дом и мне его не жаль,
Но люди в нём сгорели, что ужасно.

На первом этаже Нигерии сыны
В субботний день подделывая чеки,
Сгорели, и уже родной страны
Не видеть этим ниггерам во веки.

Второй этаж жилья был занят чёрте кем -
Обманом получивши социалку
Там мусульмане жили без проблем,
А тут в огне попадали вповалку.

На третьем этаже сгорел латинский клан,
Шесть членов ОПГ* - и тоже в мёртвых...
Из всех...

Ну, как не пойти?
Хэллоуин-пати!
Не Рио, но, кстати,
Почти!

Отделен, нелюдим, как башня,
Дом посреди пятиэтажек.
Сперва НИИ, потом архив,
Затем пошло - ни мёртв, ни жив:
Аренды - там бордель, тут офис,
И слухи каждый год о сносе.
Был за копейки снят этаж,
Чтоб на ночь замутить шабаш,
Не обесточенный, но верхний,
Народ халяве свято верен.
Гоняли клининг в хвост и в гриву.
Жми кнопку "сделать нам красиво"!

Из курток и пуховиков,
За исключеньем мужиков,
Повылезла
Бразилия...

Однажды в студеную зимнюю пору
Я из дому вышел. В аптеку зашёл.
Купил там горчичников целую гору,
Ещё витамины и пиносол.

Пошёл я в больницу на прогреванье
(Мне нужно прогреть было нос),
И тётя вся в белом, как изваянье,
Сердито спросила: «Лекарство принёс?»

– Принёс, – я ответил, а сам вдруг подумал:
А если окажется аппендицит,
Приду я к хирургу, а он меня спросит:
– А нож, чтоб разрезать тебя, притащил?

И с головой, полной дум невесёлых
Тихонько я в школу родную побрёл...

Вселенная – поехала и… встала
Меж этажами.
И молчит стреножено.
И я смеюсь, а сам смотрю тревожно
Как всё меж нами
намертво устало…

Как ты устала в толчее вокзала
С невыносимым бешеным ревнивцем.
И спрашиваться подвести ресницы
Как ты устала, боже, как устала…

Рвануться, крикнуть… получить пощечин…
и руки сжать холодные, как льдинки…
Но мост меж нами тонок и непрочен
И я не добегу до середины.

И два тяжелых неподвижных сердца
Утянут вниз – и мне не отвертеться.
И ты меня...

Защемит в груди
Среди луж и лаж
Хочется любви
А вверху этаж

Отожми зажим
Пробежи этаж
Если ты любим
То любовь отдашь

То в любви сгоришь
Крыша - не этаж
Ты уже летишь
Небо!
Этот наш!

Любовь – не отрез подобрать для одежды,
Примерить и цвет подойдет не всегда….
Бывает не быстро – года и недели
И где-то в сознательной жизни черта .
Пред этой чертой истязанья и муки
И радость свиданий и горе разлук,
Здесь плечи обнимут любимые руки,
И в голосе ласки и шёпота звук…
Пьянит, возвышает, безумство надежды.
Но там, за чертою живет повседневность,
Банальность и будни черствеют как хлеб,
Житейские склоки , скандалы и ревность,
И ночи былые беззвёздно чернеют,
Проходят...