Эолийский лад

Только Осю известили: Слаб отец совсем -
В путь пошёл, с ним Манассия и сынок Ефрем.
Шёл Иакова увидеть, чем живёт узнать,
Внуков выросших в Египте деду показать.

Про внучат своих едва ли дедушка не знал,
Знать, в столицу не пускали, если не видал.
За осёдлости чертою проживал старик
И в столицу ни ногою - чтить закон привык.

Ося выше предрассудков, в прошлом сам пастух.
Прикатить к отцу на сутки было недосуг.
За семнадцать лет впервые с внуками к отцу
Прибыл сын на вековые с ним...

Мягкость снега на безветрии,
Струн восточных тонкий лад,
Тихий омут белым светом,
За окном стеной заветной
В инее лесной фасад,
Усмиряя сном таежным,
Носит сказочную пыль.
Разум легкостью застыл,
Беспокойство сердца в ножны,
В душу маетную – штиль.
Неба молоко тучнеет,
Сея хлопьями балласт,
Плавность взгляда каменеет
Обаяньем зимних фраз.
Мягкость света, нежный берег,
Ледяной волны экстаз,
Забывая солнца сласть,
Я тону в окрошке мела.
Белый, белый, белый пласт…

На яблоне среди ветвей
всю ночь певец звенел,
но смолк внезапно соловей
и песню не допел.

Разрезал неба синеву
пронзительный рассвет
и под упрямую листву
проник от солнца свет.

Прохлада утренней зари
волшебна и нежна,
погасли звезды, фонари
и полная луна.

Смеётся яркозолотой
диск солнца свысока
и ощущается порой
движенье ветерка.

Вновь распускаются цветы,
приветствуя зарю,
и пенье птиц на все лады
летит навстречу дню.

Мы шли по тропинкам ошибок,
Мы шли по сугробам страданий,
И вдруг это синее небо,
И вдруг эти снежные дали.
Там не было больше сомнений,
Печали растаяли где-то,
Мы в облаке грез и лишений
Увидели – небо раздето.

И в той наготе утопая,
Мы слышали чудо пророчеств.
- Да кто ты, мой ангел, такая,
Среди пустоты одиночеств.
Он вышел, и было так странно
Увидеть в нем в облаке дыма,
Расстрелянного капитана,
И князя Олега любимого.

И словно века и эпохи
Сошлись в этот миг в этом мире...

Ну, целуй меня, целуй,
Хоть до крови, хоть до боли.
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.
Опрокинутая кружка
Средь веселых не для нас.
Понимай, моя подружка,
На земле живут лишь раз!
Оглядись спокойным взором,
Посмотри: во мгле сырой
Месяц, словно желтый ворон,
Кружит, вьется над землей.
Ну, целуй же! Так хочу я.
Песню тлен пропел и мне.
Видно, смерть мою почуял
Тот, кто вьется в вышине.
Увядающая сила!
Умирать - так умирать!
До кончины губы милой
Я хотел бы...

Смиренное, безмолвное сердце видит дальше
в науке страдания, на фоне роскоши,
владея малым, видит в нем величайшее
благо, не имея зависти к большему.
Кроткое, молчащее сердце, пропитанное славой,
непобедимое, не стремится к лавру, к богине Нике,
оно дышит полевыми цветами, благоуханием ладана,
отступившись от тяжелого духа тщеславия.
Смиренное, безмолвное сердце имеет своим началом
свежесть утренней росы, покровительство ночных снов,
его гордость - в отсутствии гордости, его печаль...

Садись-ка, милая ко мне,
Забудь про кройку и шитьё,
Я научу тебя игре -
Веков ей много, ё-маё.
Пока расставлю королей
И на свой цвет воткну ферзя,
Ты мне рюмашечку налей -
Играть без допинга нельзя.

ПРИПЕВ:
Эх, шахматы, шахматы !
Божественная игра,
Душою я молодым
Останусь всегда.
О, женщина, ангел мой !
Моя королева ты,
Я преданный твой король,
Меня полюби.

Защиту немцев Каро-Канн
Тебе сегодня покажу,
Ну, а пока налей стакан -
Я мигом память освежу.
Знай...

Наш кит до крещенья язычником был:
Наотмашь, без крема и с кремом -
Китих до безумья степного любил,
Держал при себе их гаремом.

Но много богов - в государстве аврал,
С одним - было больше бы лада.
И вот по степи он гонцов разослал -
Менять, мол, религию надо.

Прослышав про это, по первой заре
Явились к нему иудеи.
И те, что рассеяли их по земле -
Ему предлагали идеи.

«Да этак и Русь вы рассеете вмиг!» -
Князь-кит аж подпрыгнул со страху.
Хотел привязать им к ногам колосник...

Любовь, любовь – волшебница
С крылом небесной птицы,
Воздушных грёз кудесница
С улыбкой озорницы
Плывёт, в туман закутана
Ища слова дурмана.
Любовь, когда угадана,
Очистит лучше ладана!

Придя на землю, обязался я светить.
Быть маяком для местных кораблей.
Земле любовь я вызвался дарить,
Среди добра и зла грядущих дней.

И вот, прожив лет семь, я позабыл,
Зачем и кем сегодня я являюсь,
Еще чрез столько же себя возобновил:
Я помню, я свечу, я знаю.

Но вот, столкнувшись с прихотью Земли,
Помимо маски, что наденет человек,
Помимо света безграничного, любви,
Я вижу трудности, сулящих этот век.

Земных влечений, словно вьюга намела,
Я чувствую земное облаченье,
Я...