Экскурсия в музей

Сегодня шестнадцатое,
Июль.
Жара обдает унынием
Мутные окна квартиры.
Федерико Феллини
И ночи Кабирии
На пару с взъерошенной псиной
Проедают время лета.
Мирное опустошение.
Южные сны при свете
Городского солнца
Льются дыханием винным.
Надоедливый шум
Мечты.
Та, что разбавить в силах
Последние сводки
Глухой пустоты
Утонула в московских пробках.

Семнадцатое.
Рюкзак с утра раздался пенной массой.
Бодрячком
Очередная порция скандала
С престарелым родственником.
И, все-таки...

И вдруг озаренье и чудо – стихи прорываются из иных пространств и миров.
Они выбирают нас. И мы прорастаем в них.
Они очаровывают и заколдовывают мир. Это древние берегини дотягиваются до нас. В их танцах и песнях соединяется прошлое с грядущим.
Только так они могут говорить с нами, влиять на нас и возвращать нас в тот мир, который, как казалось мы потеряли.
Мы переводим их послание на современный язык.
Так рождаются стихи…
Они прорастают из музыки, скрытой в звездах, сферах и мирах...

У любви – нет прошедшего времени,
Без нее нету счастия бремени!
У любви только есть настоящее –
Очень яркое и блестящее…

С ней воздушными станут мечтания,
Времен года очарования!
С ней сливаются в вальсе кружащемся –
Музы,феи во свете струящемся…

Задержаться вот в этом мгновении,
Заиграться на струнах вне времени!
Чтоб мелодия,песня прощальная –
Никогда не звучала печальная …

И гореть в этом праздничном пламени,
Танцевать танго , вальс до испарины!
В нем нет времени , нет...

мысленно мы уже врозь и поровну
наши надежды доели боровы
я задыхаюсь в потёмках города
ты беспробудно пьёшь
а наяву- мы друзья-приятели
и ведь не то чтобы просто спятили
просто симпатия и апатия
вкупе-большая ложь
ты растворяешься в новой прихоти
ищешь в руинах сознанья выхода
ждёшь чем закончится эта тихая
песенка про друзей
нас откопают спустя столетие
из одиночества беспросветного
в день когда будет светло и ветренно
и отнесут
в музей

Великой силой пламенного чувства
Ты моё сердце вдохновила вновь,
Ты эталон для музы, для искусства,
Ты красотою разгоняешь кровь!

В тебе сошлись талант и обаяние,
Умеешь быть ты не такой, как все,
И ты достойна лучшего признания,
Что посвящали люди на Земле!

Крепко закрыла дверь за собой я дубовую,
Дверь в свою комнату, в старую жизнь обреченную,
Ну и теперь хоть потоп, хоть второе пришествие,
Раньше царила любовь, а сейчас – сумасшествие.

Прочь Купидон и Венера, все музы Парнаса прочь,
Из-за любви стала безумной дочь,
Вместо надежды ядом душа полна,
Прежней Офелии нет, она умерла…

Господи! Как же мне выбраться из страшной пропасти,
Как избежать этой звериной жестокости,
Как мне с тем быть, кто убийца отца моего,
Ищу ответ, но...

Мне бы песнею встречать
Голубой восход,
Мне б усталости не знать.
Тяжести забот,

Мне бы ткать струною свет,
Музе воздавать,
И текучесть юных лет
С грустью замечать,

О болезнях позабыть,
Недругов казнить...
Но тогда ли стоит жить,
Думать и творить?..

Ты слишком долго диктовал, мой друг,
что мне писать. О, цензор раболепный!
Своей любовью, робкой и нелепой,
замкнуть пытался рифмы в строгий круг.

Хотел, как шар бильярдный, загонять
мои стихи ударом точным в лузу.
Ты отравить мою пытался музу
и прогонял крылатого коня.

Ты не спешил дарить мне этот мир
швырять к ногам созвездья и ромашки.
А я стишки кропала на бумажке
и всех богаче становилась вмиг.

Любовь не купишь, если сердца жаль -
она уйдёт, бренчи своей кубышкой,
кричи...

Я брёл, засунув руки в дырявые карманы
И бредил про любое дрянное пальтецо.
Я брёл под небом, Муза, глядел в твоё лицо
И – о – ля – ля! – влюблялся в блестящие туманы.

Последняя штанина, истёртая до дыр,
Последний мальчик с пальчик стихи рифмует скверно.
Казалась мне Большая Медведица таверной.
Со мною в звёздном небе шептался звёздный клир.

Я слушал звёздный шёпот при придорожном камне.
Сентябрьский тихий вечер мерцал издалека мне
И каждою росинкой в меня отвагу лил.

Весь этот...

А мы рассказ продолжим
на двести лет вперед,
как лезли мы из кожи,
как гробили народ,

как белыми костями
мостили мы поля,
как темными путями
носила Мать-земля,

как пили злое зелье,
чтоб голову вскружить,
но живы мы доселе,
и будем дальше жить.
АЛЕКСАНДР I (1801-1825)

Лександр Благословенный
почил, или ушел?
тогда по всей вселенной
нелепый слух прошел:

на всех нагнавши страху
французов Божий бич
бродячим стал монахом,
стал Феодор Кузмич,

он о России пекся,
не метя...