Исповедь домохозяйки

-Разгорался огонь полуночный,
Песнопения где то слышны.
Мы глядели в те карие ночи-
Безмятежные вестники тьмы.
-Разгорался огонь, а ты пела
В темноте и лишь отблеск очей
Говорил, что еще не успела
Проглотить все безумие дней.
-Разгорался огонь, а ты слышал
Песнопения где то вдали-
Это мы, но себя не увижу,
Потому как я пела тебе.
-Мы глядели в те карие ночи-
Безмятежные вестники тьмы.
Мы читали себя между строчек,
И ,не ведая время, ушли…

Зал, сцена, театра фейерверки,
Аплодисменты и антракт.
Вот грим и новые сонеты,
Вот расписание затрат.

Иду домой с цветами в паре,
Дарящий людям новый мир:
Мои поклонники в ударе!
Что ль мне устроить тоже пир?!

Зал, сцена, театра фейерверки,
Забытая печали боль:
Вот прочитаются сонеты,
Вот нарисуется уж роль.

Иду домой совсем уставший,
Не поднимая взор, гляжу,
Как будто Дон Кихот упавший
Во поле мельницу пишу !

- Я люблю одних лишь женщин,
Равнодушен к мужикам.
Но мое родное племя
Вкус считает мой за срам.
Ведь они жрут всех подряд,
На детали не глядят...

Я не достоин, быть с тобой, любви твоей я не достоин,
Прости меня скорее, друг, опять я одинокий воин.
Но знаю я, рассвет придет, и солнце в небе вновь заблещет,
Любовь во мне ведь не умрет, она растёт, она трепещет.
Прости ты, милый человек, не оправдал твои надежды,
Прости меня, что меркнет свет, и что не будет так, как прежде,
Я навсегда с тобой одной, навеки призрак и скиталец,
Любовь и жизнь – я только твой, но я уже не оборванец.
Спасибо, ангел, что навек ты душу светом озарила...

И не по воле Божества
Идём по жизни мы рывками
Святых в России все векаВстречали смехом и плевками.
Мы с потом ели хлеб насущный,
Не ждали милость и наград
И был распят «вперед идущий»,
И кто-то был, повергнут в ад.
Сейчас кричим со страшной силой
В церквях, мы, ублажая слух
« Спаси нас Господи, помилуй»,
А к нашим крикам Господь глух.
Не от души, перед собою,
Для показухи и шутя,
К нему мы тянемся с мольбою,
Слова бессмысленно свистя.
И осеняя лоб перстами
На теле носим мы...

Знать хотя бы долю мыслей
Головы Твоей безумной.
Снова прошлое нависло,
И не сплю я ночью лунной.

Знать как дышишь засыпая,
Что во сне душою видишь.
Знать всё то, чего не знаю,
Верить в то, что не обидишь.

А не знать – так просто рядом,
Тихо, молча с краю быть,
И ловить Твой образ взглядом,
Помнить то, что не забыть.

Не забыть….опять нависло
Прошлое вуалью слез.
Не забыть осколки мыслей,
Череду разбитых грёз.

Не могу….магнитом тянет
Душу вон из тела….вниз.
Не могу...

Прости нас, славная Столица,
За то, что мы пока скрипим,
За то, что не смогли смириться…,
За то, что есть и пить хотим,
За то, что мы еще плодимся
Законам логики вразрез,
За то, что вечно суетимся,
За то, что дышим, наконец.
Особо нас прости, родная,
За наших жалких стариков –
Тех, что, бутылки собирая,
Бредут вдоль стен твоих домов.
Прости нам наши колымаги.
Таких, ведь, в мире не найдешь!
Они – как кляксы на бумаге,
Попавшей под осенний дождь.
Мешают, лезут под колеса
Твоих...

Альфонсом мне бывать не доводилось,
Скорее даже все наоборот:
Немало дам прекрасных находилось,
Желавших жить за мой, и только, счет:
Я много в этой жизни женщин видел,
Блондинки и брюнетки были в ней.
Я счастлив тем, что дам тех не обидел,
Возможно был моложе и глупей…
Тем более, сегодня мне не нужно
Пред кем-то ради денег или благ,
Просить благодеяния натужно.
Жить независимо – есть в этом шик и смак!
Уж лучше «дидом быть, но гоноровым»,
На Украине часто говорят,
А, если проще...

Мне все-таки нужно уйти,
Но я погуляю немного.
Наверное, сбилась с пути
И долгой была та дорога.
Ах, сколько там осталось друзей,
А сколько там было ненастья,
Но счастье, я знала его,
Хотя не в моей это власти.
Как знать, как спросить у судьбы,
Что делать мне дальше с собою,
Идти через грозные льды,
И надо ль справляться с бедою.
А может, мне лучше к мечте
Скорее пойти и увидеть,
Как солнце сверкает сквозь дым,
Мне хочется мир ненавидеть.
Хотя, ну причем тут тот мир,
Его я...

Ты прости меня , Таня, родная!
Виноват: угодил на тот свет
и теперь вот из самого рая
шлю тебе свой прощальный привет.
Слышишь? Пес наш тихонечко воет.
Слышишь? В плаче заходится сын.
Видишь? Дождик старательно моет
воробья, что в проеме гардин
бьет крылом жестяной подоконник
и стучит черным клювом в окно,
будто знает, что в доме покойник,
что тебе зарыдать суждено.
Вот хлестнул телефон звонкой трелью,
и тебя от волненья знобит.
Вот сейчас подполковник Савельев
тебе скажет, что я...