Интелект и обезьяна

- Маша, здравствуй! Вон какая!
Не берут тебя года!
- Да и ты все молодая.
Ты секреты знаешь, да?
(Вон, как рада, обезьяна,
Комплиментам! Как дитя…)
- Ни малейшего изъяна.
Мимо годы что ль летят?
- Не выдумывай ты, Нина.
Возраст делает свое…
(Вон, как пялится, скотина.
Только зависть у нее!)
Нет уж прежней юной прыти,
Попривяла красота.
- Маша! Годы. Что хотите?
Не совсем, конечно, та.
Да и ты уж не такая,
Как была в последний раз.
Вон, морщинки залегают
Паутинкой возле глаз...

Девочка-коала
Плачет в зоосаде:
«Мама, я устала
Прятаться в засаде!

Мама, нам бросают
Грязные объедки!
Нас не выпускают
Из железной клетки!

А коале честной,
А коале вольной
В этой клетке тесно
И порою — больно.

Я хочу свободу
Подержать на лапах,
Ласковой природы
Чуя вольный запах.

Я хочу умчаться
В дальние просторы,
Я хочу забраться
На большие горы,

От людей подальше,
К облакам поближе,
Где и солнце краше,
И деревья выше,

Где живут коалы
Вольными стадами...

4.- А Дай ши?
- Кака, така, цюань? Баловство, но без него нель-
зя, как водка без пива, на ветер, диво, по сторо-
нам, тучи, тигра в гору, за хвост обезьяну, вот и
все изъяны………………

Посольство наше русское в Зимбабве.
Моральный кодекс, в плане женщин, строг,
И никакой сомнительной забавы
Позволить сам посол себе не мог.

Из развлечений только лишь охота.
Богата африканская земля.
И если на зверьё наложут квоту,
То можно и повстанцев пострелять.

Один из дипломатов взял винчестер
И, несмотря на тяжести в паху,
Закончив все дела свои под вечер,
Отправился в савану отдохнуть.

В посольство возвратился очень поздно
Под кителем без нижнего белья
И в смысле, и в...

В далёком Тихом океане,
там, где – цветущий Сансорол,
растут тяжёлые бананы,
и веют ветры с Красных гор.

По веткам скачут обезьяны,
кричит из чащи какаду,
здесь - мир улыбчив, без изъяна,
здесь - джунгли пёстрые в цвету.

Полощет бриз фрегатов рёбра,
застывших в золотом песке
от Дарданеллы и Босфора
пришедших к рифам налегке.

И в чуткую темень тень ложится,
отчётливо краснеет Марс,
и вместе с ним краснеют лица,
спит дружелюбный папуас…

Чем дальше мир – светлее лики,
яснее...

Елена Андреевна с грустью глядела:
В зеркале были её пятьдесят.
"Это ужасно! Как располнела!
Может, толстит меня этот наряд?!

Ох, эти годы, куда от них скрыться!
Если б возможно назад повернуть!
С возрастом всё-таки трудно смириться,
Жаль, что короткий у юности путь.

Впрочем, ровесницы выглядят хуже …
Я еще как-то и чем-то держусь.
Может, корсет затянуть бы потуже?!
Лучше – диета, как только вернусь!"

Елену Андреевну ждали подруги.
В коттедже за городом все собрались.
Место...

Когда погас последний луч зари вечерней,
Покровом звездным тайн полна, укрыла землю ночь.
В пещере храмовой от мира отрешенный
Сидел послушник, в грезы погружен,
Себя участником видений ощущая.
Там он был раб, и для него
Был ярок день. Пекло нещадно солнце,
Округу терпким зноем наполняя.
На солнцепеке раб трудился,
Свою молитву к Небу обращая:

«Прости, Превышний, ни о чем я не прошу
И участи иной желать не смею.
Кто может знать, каких путей похмелье,
Положишь Ты испить на...

Возможно, мы разные птицы, но крыльев размах – не критерий…
Соловушка пеньем гордится, павлин – экзотичностью перьев,
Стервятник парит над горами, гагарка вцепилась в анчоус,
Полёт – субъективный параметр, и мудрость – не только учёность…

Сорока бесспорно воровка, кукушка до свинства ленива,
И пингвин в утёсах неловкий, зато, как ныряет красиво…
Быть чайкой – стонать перед бурей, быть белой вороной – тоскливо,
Для тех, кто мигрант по натуре на юге приятнее климат.

Огромному страусу...

-- Что ты, ковбой, поник главой,
Когда есть виски и покой?..

-- Покоя – нет, коль обезьяна,
Свой мочит хвост в моём стакане!..
К печали с этой обезьяной –
Тапёр, за фортепьяно, пьяный!..

-- Наш друг-тапёр, что нынче пьян,
Содержит диких обезьян…
Лишь эта резвая макака,
Ему покорна, как собака!..

-- … Проснись, тапёр! Не будь так прост,
казаться пьяным –

ТВОЯ МАКАКА МОЧИТ ХВОСТ В МОЁМ СТАКАНЕ!!!

-- Сисся-с с-спою… уже – пою! Готовьте «мани»:

«Тво-я ма-ка...

Для редактора,
озабоченного передовицей,
он никто, какой-то Джон Мильтон,
затерявшийся на литературной обочине.

Актриса глицериновую слезу
из-за него не проливала ни разу.

О нем хранит молчание
радио и телевещание.

Нет ни досье, ни файлов секретных.
Нет псевдонимов народу известных.

Никому не интересно
узнать его настоящее имя.

Жив ли он, мертв ли он,
не проверяет никто.

Возможно в чулане
детективы найдут его труп
с разбитым лицом,
с открытыми глазами...