Иной

Как далеко идущий рядом,
От нас душою может быть.
Нам потерять иной раз надо,
Чтоб это начали ценить.

Ценить, всё что не замечали,
Вдруг его нужность осознав.
И с осознаньем, вкус печали,
Познаем, что-то потеряв.

Привыкнув, часто мы не ценим,
Того, что жизнью нам дано.
И лишь изведав боль потери,
Поймём, как важно нам оно.

Что дарит больше звёзд далёких,
Свеча что рядом, тепла нам.
Что часто были мы жестоки,
И невнимательны к друзьям.

Как часто мы к идущим рядом,
Бываем...

Широко необъятное поле,
А за ним чуть синеющий лес!
Я опять на просторе, на воле
И любуюсь красою небес.

В этом царстве зелёном природы
Не увидишь рыданий и слёз;
Только в редкие дни непогоды
Ветер стонет меж сучьев берёз.

Не найдёшь здесь душой пресыщённой
Пьяных оргий, продажной любви,
Не увидишь толпы развращённой
С затаённым проклятьем в груди.

Здесь иной мир - покоя, отрады.
Нет суетных волнений души;
Жизнь тиха здесь, как пламя лампады,
Не колеблемой...

Друзья не раз познАются в беде…
Не нужно рая рыбке, что в воде.
Уж взгляд иной у рыбки той,
Лишь окажись она… в сковороде!
"Эти забавные Рубаи"


В несчастии друга познал.

Его, друга, близким назвал.

Познал "друга близкого" в радости,

Услышав,(от зависти) -- гадости!

Республика Алтай, плато Укока
И потревожена могила древняя,
И женщины там белой мумия
Колода ледяная её замуровала.

Прошёл гул по земле и потемнело
Небо, поднялся ветер, загремело.

Дух женщины разгневан и проснулся!
Сначала леди, потом «Укока» принцесса,
«Очи-Бала» - древняя воительница.
Никто не знает, какое имя она носила.

Что странного, что белый лик она имела,
Кочевники, киммерийцы, скифы мигрировали
И воевали, наёмниками против Ассирии,
Лидии, а жили во Фригии – «Турции...

Осень, …листва знала, что умерла, тела…..
пожелтевшие, ещё на ветке, уже не видели
и соседки, что покраснели, (в той или иной
степени), ожидали, падения. Подхвачены
ветром и снисхождение, плавно, под метлу
дворника, (кремирующего останки), пепел,
дым, огонь, всё наизнанку, в обратной по-
следовательности, так и мы ждём той неиз-
бежности, при жизни, сгораем и ожидаем
огня, вот, вот, охватит пепел и согреет те-
бя и меня,……………………….
мысли на ветер, роняем, (как листья), в ком-
то...

Что почём, зачем и сколько,
Кто, откуда, где, куда?!!!
В нас вопросов всегда столько,
Нет конца им никогда.

Так устроены мы люди,
Любопытство в нас живёт.
Тяга к тайне в умах будит,
Мысли дерзость и полёт.

И задав в себе вопрос,
Ищем мы всю жизнь ответы.
Но иной раз может нос,
Прищемить нам мир за это.

Больно будет: ойё-ёй!!
И мы к носу лёд приложим.
Боль пройдёт и мы другой,
Зададим вопрос вновь сложный.

Нет лекарств от любопытства,
Коль им болен — то навек!
Тайны все...

Листы, чернила и перо, и мысли свежие чисты.
Луна - застывший апельсин - уселась тихо на ветвях.
Я по волнам семи миров пустила девичьи мечты,
Они поплыли в суть глубин, но... на бумажных кораблях…

Куда, лихие, понеслись? Ведь жизни тихий океан
Накроет первою волной и пустит с нею же ко дну,
И потеряет всякий смысл безвинных грёз самообман,
Когда в проекции иной поймает только тишину…

Но… нет… смотрите-ка, плывут! Плывут кораблики мои
И не боятся ничего: ни бурь, ни штиля, ни ветров...

Порог чувствительности нашей,
Границу мира очертил.
То видим, чувства что покажут,
На что у них хватает сил.

А за границей восприятия,
В нас и вокруг нас, мир иной.
Но нет тому у нас понятия,
Что мы не чувствуем собой.

Реально нам лишь то, что чувствуем,
И что в нас может ум обьять.
Я аксиому понял грустную:
Мне смысла мира, не понять!

Но сердце не согласно с разумом,
И бьётся, ищет всё пути,
В мир-сказку чувствам неподвластную,
Мечтая чудо в ней найти.

И за пределы...

Душу вывернул наизнанку,
Чтобы видела, знала ты,
Как люблю я тебя зас___ку
За смазливые глаз черты!

И как одурью мчался в помощь -
Был я добрым, но надо б злым,
По кленовым озябшим рощам
Лишь за эхом твоим одним.

Что ж смеешься, избила, рада
Колким словом промеж груди?!
Вот такая твоя награда?!
Вот и будущность позади...


Но неровен ведь путь по жизни!
Жди свой час, бумеранг найдет,
Долетит до тебя капризной
В затвердевший вдавив помет.


Отрезвеешь и, может, вспомнишь...

Олимпия, Олимпия – цветок весны, бурлящей жизни плоть,
румяна маков, мёд вечерних грёз;
как у Бодлера, женщина и кошка,
одна из вариаций музы, музыки, поэмы;
как новая Венера, тончайший почерк наготы
на снежных покрывалах,
плод юной красоты, отброшенный на полотно
дыханием живого тона.
Почти задвинута портьера, в просвете –
спинка стула, неба всплеск;
у ног – миниатюрная пантера,
душа и пластика ночного ветра, блеск
загробного, внимательного взгляда,
что прожигает кожицу холста...