Имеющий прорезы

Ароматов букет,
искушений дурман,
теплый звук, мягкий свет
и роскошный диван...

Я порву твою плоть,
приложу губы к ране,
выпью всю твою кровь
и усну на диване.

Утолить эту сушь
можно и без дивана -
это может быть душ,
это может быть ванна,

это может быть стол,
это может быть кресло,
это может быть пол,
на полу твои чресла

могут быть хороши -
заиграют на грани
откровенья души,
лучше, чем на диване.

На ковре из цветов,
на матрасе из ваты
я...

Победы великого война и простого невежды
Вся раса ждала, ослепляла к нему сопричастность,
Но не дождалась, и вновь самой кроткой и нежной
Забылась во сне, улыбаясь сквозь слезы, гуманность.

Лонгина копье расцвело в тишине на рассвете,
Ему все простилось: убийство, и боль, и страданье,
А рядом сидят Им любимые мудрые дети,
Застыв от испуга в глубоком немом созерцанье.

Плевелы растут, наливаясь, и в мирном покое, –
Опять избирательность тел, без анализа духа, –
Напрасно всем дарит...

Народ бежит нынче в деревню…
Кто от долгов, кто от беды,
Чтобы попасть в СЕЛЬПО, харчевню
И за гроши купить еды.
Онегин, Ленский и Татьяна
В разных вагонах, без баяна,
Едут в Щербиновский район2,
Встречает их родня, перрон.
В беде положено рыдать,
Слезу, мать дочери смахнула,
Себя, припомнив, как тонула.
А сельская всех благодать,
Уже звала́, уже манила,
Облокотиться о перила.

1.«Венцом развития человека станут люди седьмой Расы, превратившись в богоподобных существ, творческих...

Ольгу увлёк сначала шейпинг,
Пробила зал и понесло.
За ссуду выхватила кемпинг
Своим знакомым всем назло.
И покатило, и попёрло,
Кредит не сразу взял за горло,
И рэкет был ещё терпим,
А дух и нрав неукротим.
Подруга Ира помогала
Всем, чем могла и не могла,
Да видно душу там сожгла,
В огне горящего мангала,
Покинув с грешного причала,
Своё прекрасное начало.

49

Как трудно заработать деньги1,
Ещё трудней их удержать,
Бодают нас рога оленьи,
Как в Голливуде учат ржать.
Страна...

Священный центр друидов мира,
Имеющий особую силу.
Духовный центр, дверь перехода,
Место, где дух обретает свободу.
Он древними магами был возведён
И сохранился до наших времён.
Маги его возвели для того,
Чтобы изгнать из душ людей зло.
Чтоб магия Добра сохранилась
И навсегда на Земле утвердилась,
Чтобы не правили жадность и тьма,
Чтоб не сходили люди с ума.
Через века они Землю хранят,
Вновь совершая древний обряд.
А Стоунхедж хранит от невзгод,
Всех, кто на свете...

Представляю, как будут меня хоронить
И какие слова обо мне говорить.
Наблюдая за всем с катафалка,
Мне впервые себя станет жалко.

Кто со мною был нем, зажурчит как ручей:
«Он был наш» - скажет всем, хотя был я ничей,
Кто-то скажет, возможно, некстати:
Ты и здесь обогнал нас, приятель.

Пробежит по застывшему телу озноб,
И испариной лёгкой покроется лоб
Под бумажкой, как тронут на убыль
Поцелуи, но только не в губы.

А с любимой скандал выйдет наверняка:
К ней навстречу моя...

Приказал Господь Ною: «Войди ты в ковчег
И с собой прихвати всё семейство,
Ибо в роде своём ты был праведней всех,
В бизнес-классе теперь твоё место.

От всех чистых скотов отбери ты окрест
По семь пар, от нечистых - по двое».
(Так для чистых скотов исключил Бог инцест,
Для нечистых - сойдёт и такое.)

Семь попарно отобранных божеских птах
Взять с собой приказал наш Создатель.
(А нечистым, выходит, нет места в верхах?
Извините, а как птеродактиль?

По ошибке отбора забрался вандал...

Тяжело пророков бдение,
Много отнимает сил.
Бог еврейский в сновидении
Моисею говорил:

«Осквернившийся от мёртвого
Иегове не сосед,
Так гоните из ворот его,
В стане места ему нет.

С глаз долой подальше вышлите
Неутешную вдову,
Мне очистите возвышенность,
На которой Я живу.

Прикажи сынам Израиля
Прокажённых гнать в поля,
Как чеченцев всех при Сталине.
Иегова – это Я!

Истечение имеющих
Видеть Сущему в облом.
Прочь гони метлой не медля их,
В чистоте держи свой дом.

С...

Восемьдесят лет в социализме
Провели Израиля сыны
При Аоде, без идиотизма
При основах жили Ленинизма
Иегове преданно верны,

У заморских шлюх не ночевали.
Дамы в лифчик клали пистолет
И когда к ним очень приставали,
Как учила партия, орали:
На обетованной секса нет.

Вождь их умер тихо, интровертно.
Не успев Судью похоронить,
Бросились сыны грешить конкретно.
И ученье вовсе не бессмертно,
Если за ним некому следить.

Не таков, однако, Иегова.
Он евреев через не могу
Наказал...

Я – человеконенавистник. Признаюсь.
Но каяться, увы, не буду!
И судьбы, как разбитую посуду,
Я склеить уж давно не тщусь.
Я ненавижу вас всех вместе. И смеюсь
Сквозь слезы отрешения и боли.
И каждый не имеющий здесь роли
Мне тявкнул: «За свободу бьюсь».
О чем вы, сударь, право? Стерегусь
Таких ответов рабского сословья,
И в школе неизбывного злословья
Из пут проказных в оторопи рвусь.
И мне грозит голгофа. Я же прусь
Туда, сквозь суету и лжи громаду,
Где манифесту всяк не будут...