И нет порогов

Ничего невозможного нет,
На вопрос ты знаешь ответ-
Ничего нельзя изменить,
Можно просто в иллюзии жить,

Сочиняя прекрасную пьесу,
Где Царевич спасает Принцессу,
Все мечты можно в ней воплотить,
А ошибки Судьбы-позабыть!...

Все для человека, что Создатель создал -
На земле растенья и на небе звёзды,
Чтобы, умирая, те несли удачу...
Только через жертву, и никак иначе,
Человек тем даром пользоваться может,
Для тепла напялив содранную кожу,
Вырубая рощи на свои жилища,
Разговор особый про мясную пищу.

Даже хлебных злаков жатву и покосы
Без серпа представить невозможно просто.
Ритуалы, знаки святости, любови -
Сплошь меха и кожи... Не моргнув и бровью
Ради чувств, ведущих к близости интимной,
Оборвёт...

Жаль, водки нет ни капельки. И даже пива,
Чтобы, промыв нутро от грязи и тоски,
Надеть рубаху первоснежного пошива
И спелой осени ржаные башмаки.

Пройтись потом, хрустя по ломкой корке пашни,
Вдоль по-весеннему журчащего ручья,
До той берёзы, что звалась когда-то нашей,
И столько лет теперь одна стоит, ничья.

И с лёгкостью, наоборот года толкая,
Любовью, нежностью переполняя грудь,
Понять, что настоящей жизнь была – такая,
Стряхнуть с души усталость – и её вернуть...

Признание других – нет худшей из сует,
Воистину, пора порабощенья,
Дух жаждет славы, денег и побед,
Выскальзывая из пути везений,
Все ставит на поток, в себе, во всем,
Услужлив и расчетлив…- все во имя,
И превращает свой духовный дом
В мирской, пристрастный, в иллюзорной тине…
Душой овладевают миражи,
И начинает ум идти от Бога
И втягивает души в виражи,
Что круче нет. Мысль падает в нестрогость.
Привязанность к успеху, как грибы,
Растет, а вместе с тем растет греховность,
Душа...

Эта песенка знакома
для хорошего бойца:
против лома нет приема,
но у лома два конца.

Вот нет бы, жить, как все, легко,
Ходить по магазинам,
Под дробный цокот каблучков,
И не искать причины.

И не печалиться о том,
Что без снотворных спится,
Что снова мусор под кустом,
А подловить синицу,

Забыв, ну, напрочь, журавля,
Пускай себе летает.
Ведь он чудак, а тут, земля,
Привычная такая.

Так нет же, хочется узреть,
Летать и видеть ясно,
И жить во всю, ещё и петь
Да так, чтоб не напрасно.

Болеешь?.. кто-то бы сказал,
Заглядывая в душу.
Да вроде, нет, так...

России – нет. Жидами храмы
в семнадцатом осквернены.
Я знаю, русские – упрямы,
но здесь упрямства не важны.

История идёт по кругу,
да, своего ты убивал,
и жид тебе казался другом,
и гимн - интернационал.

Твой бог – Ульянов-Ленин вечно
на Красной площади лежит.
История, дама, бессердечно
веками дряблыми дрожит.

Подкрашена. Цветны румяна.
Прямая старческая спесь.
У развалившегося храма
твержу себе – Россия есть.

Татарин проезжает мимо,
ведёт на сдачу он бычка,
на ферме...

Я прихожу во снах, как наводненье
К тебе потоком теплым алых струй.
Иль явь? Иль сон? Но жар прикосновений…
И на губах пылает поцелуй…

Зовет меня наскучившее тело.
Срываю тонкий шелк твоих преград.
И на груди взволнованной и белой
Сосков набухших спелый виноград.

Я пью любовь глотками, задыхаясь,
Вскипая в жилах, бьется пульсом кровь,
А ты зовёшь, зовёшь сквозь сон нагая,
Желая ласки мёд все вновь и вновь.

Глубокий вздох, опят в сплетенье руки.
По телу дрожь, как рябь от...

Что чукча в любом деле гегемон,
Сомнений в этом нет ни на минуту,
До безрассудства смел бывает он,
Летать умеет и без парашюта.

Военные ученья... К боевым
Приближены они... всё на пределе.
Но чукча не теряет головы,
В том смысле, что она всегда при теле.

Десантнику сержант помог пинком
Вне самолёта в небе очутиться.
К земле несётся чукча в затяжном
Прыжке, а вверх другой навстречу мчится

Земному притяженью вопреки.
Два чукчи поровнялись головами,
Единого призыва земляки...

О горе,если нет в тебе мучений
Любви и страсти пламенной, сомнений,
Терзаний беспокойных по ночам.
Как ты живёшь без этих всех волнений?