Хрупкая льдинка игла

Где я, а где святых дороги,
Не вправе, я судить людей.
Я лишь один — один из многих,
Бредущих, здесь в потоке дней.

Два года жизни, разговору,
Мысль научить во мне смогли.
И уж полвека, с нею спору,
Отдал я, на путях Земли.

Нахлынет враз всё и мгновенья,
Вдруг станут многих лет длинней.
В них остротой прикосновенья,
Мысль жизнь, мне сделает больней.

Вздохнув, скажу себе что всё же,
Чем к многим, жизнь ко мне добрей.
Что благодарен быть ей должен,
Я за беззлобность сытых дней...

Знаю, ребята, знаю
Знаю измены вкус
Знаю, как по «безналу»
ходит любовь за куст

Как ее возит «volvo»
в дачный хмельной хрусталь
Как сытно ей и больно
в пальцах шальных блистать


Сколько ночей коротких
в дательном падеже…
Шрамами на колготках
Стрелками на душе

Сколько в глазах под утро
мокрых ничейных крыш…
Клеится лист на урну
словно билет в Париж


Жестко в чужой постельке
Горько в чумном пиру
Верность там ставят к стенке
Женственность — на иглу...

Я не...

Постучался друг ко мне, гость непрошеный,
И, как водится, сказал, что хорошая,
Заглянул в глаза и бросил на лестнице
Пару слов не как жене, как словеснице…

«Где стихи твои, голуба, весенние?»
Я ответила: «Читай у Есенина…
У него там про луга в непогодицу,
А к таким, как я, весна не воротится,

Не завязнет слог в кисели распутицы,
Ведь таким, как я, в ночи много чудится…
До заутрени взываю к спасению,
Как же быть одной такой, безвесеннею?

Разошью иглой кресты обережные,
Пропою...

Детство… школа… тетрадки в клеточку…
Первый вальс… низкое крыльцо…
За кусочек атласной ленточки
Завтра мне разобьют лицо…

И под кожу введут забвение,
Не поможет - еще иглу,
За бесславие, за глумление
За – бываю свою войну…

Как боялись фашистских оттисков,
Как глотал ремни Ленинград,
Как за мир не рождённых отпрысков
Умирал молодой солдат.

Уплывает полк победителей,
Не дождавшись мою сирень,
И в рубашке своей смирительной
Я не вспомню победный день…

На такое — не польститься…
Горечь. Дым. Мы лжем
друг другу.
Патефонная пластинка…
всё по кругу…
всё по кругу…

Столько слов;
пустых, хрустящих…
Ты кричишь. Как при аборте.
Драный музыкальный ящик!...
Ручка сбоку. Все — на взводе.

А игла — не на виниле.
На груди моей. Осиплой.
Надо же!.. друзья сменились…
Только ты.
Осталась;
с психом.
И еще — пять фотографий.

Там твои подруги, шельмы:
в позах свадебно-жирафьих
в жизнь чужую
тянут шеи.

Милая!!…
давай еще...

по Степанову Ю.Г.


Работал слон, таская брёвна.
Дышалось, как обычно, ровно.
Для нужд трудился каждый день
И городов, и деревень…

Его спросили муравьи:
«На кой ты брёвна всё таскаешь?
Ни дня без них не отдыхаешь!»
«Так кормят, ведь, меня они! –

Ответил слон – за труд мой платят!
Мне каждый день еду дают.
Знать, ценят, уважают труд!»
«Надолго сил твоих не хватит.

Коль собирать иголки сможешь
В лесу сосновом ты для нас,
Кормить тебя мы будем тоже.
Прими решение сейчас...

А на пыльной обочине,
Средь крапивы полынь.
Облака в небе клочьями,
А меж них глядит синь.

Путь то вниз, а то в горку,
И петляет змеёй.
Всегда рвётся где тонко,
И не сшить вновь иглой.

Меж полыни ромашки,
Себе место нашли.
Не прощают промашки,
Чужим люди Земли.

Просвет в туче оконцем,
А за ним солнца лик.
Чья-то нить жизни рвётся,
Доли груз стал велик.

А на пыльной обочине,
След оставил сапог.
Люди мы — цветы топчем мы,
Сойдя с наших дорог....
Марковцев Ю.

Как облака сбивает в тучу,
Могучий ветер в вышине.
Так мелких дел и забот кучу,
Собрал в проблему, случай мне.

Как стран враждебных ей послы,
Пришли, в души мир злые вести.
Ехидство слов острей иглы,
Кололо, спрятавшись меж лести.

Рог изобилия взял кто-то,
А мне достался проблем рог.
Их много, в каждой грусть-забота,
В них случай, бьёт в печали гонг.

Те, кто друзьями звались только,
По ветру, от меня ушли.
Им неудач моих морока,
Удушьем, давящей петли.

Как облака сбивает...

Набрав ветер в пригоршни тумана,
Мне в лицо, им швыряет, сырым.
Лист багрянный летит к Земле плавно,
Сквозь тумана седой, рваный дым.

Тишина — не поёт в лесу птица,
На тропе никого — я один.
Э....эх, живу я — иль всё мне лишь снится,
Лес и ветви в сетях паутин?

Поздней осени зябкая сырость,
Пробирает всего до костей.
Солнца луч вдруг — как Господа милость,
Мне в лицо, сквозь туман меж ветвей.

Ветер ветку качнёт, росы капли,
Вниз слезой и текут по щекам.
Память мыслью, острей...

А калина вся багрянная,
Припорошена снежком.
Всё прошло, но жить не стану я,
Тяжкой думой о былом.

Всё прошло, но слёзы горькие,
Лить не стану я о том.
Грусти колкие иголки я,
Тишины укрою льдом.

Льда хрустальной тишиною,
Заморозит бег минут.
И найду я путь к покою,
В нём безмолвия уют.

В именах-названьях сути,
Нет ни тела, ни души.
Пронзит сердце игла грусти,
Сквозь хрусталик льда в тиши.

А калина вся багрянная,
Припорошена снежком.
Эх ты жизнь-копейка, странная,
Не...