Хлеба и зрелищ

Тянет мягким дымом. Береста
Огню отдав свою решимость,
Взметнулась хлопьями туда,
Где солнца с ветрами взаимность.
Вот старый чайник шебаршит,
Треща своей помятой крышкой,
Над печкой летнею висит
Бездонно небо. Воробьишко
Нашёл, чирикая, зерно-
Мы давеча варили кашу.
А здесь всё просто и тепло,
На вечер тесто я заквашу.
Давно на лавочке свежо,
Кузнечики трещат нещадно,
А здесь всё просто хорошо,
И на душе моей отрадно.
Хлеб свежестью во тьме дышал,
На звёзды глядя, что по кругу...

Кто будет с Родиной моей,
Когда в тяжёлый час
Все те, кто раньше были с ней,
Оставили зараз,

Когда родные сыновья
Хулят её вдали?
Кто будет, если же не я? -
Другие не смогли:

Они слабы своей душой,
Не могут слов держать,
Коль сытно им в стране чужой, -
Она и будет мать.

А нет - ещё одну найдут,
Потом вернутся вновь, -
Как птицы вольные живут,
Такая и любовь.

А у меня душа болит
За Родину мою;
Здесь предки все, и дом, и быт,
Ей славу я пою

За руки матери родной,
За...

***
Когда решительно
из чаши осквернённой, наконец,
до капли выплеснуть весь яд,

то даже после ещё долго,
словно раны,
её стенки и края кровоточат…


***
Быть на земле свободным
может человек –
за то хвала всемилосердным небесам!

Свободным – безусловно, так, –
однако только от того,
что от себя отпустит сам.


***
Пусть, в большинстве своём, увы,
благ изобилием земных отнюдь не балуют
исполненные тягот наши дни… –

Но и одна уж сострадательность,
как минимум, раздаче...

Хлебом насущным , да солью поверх каравая,
благославенным вином и водой родников,
полем ромашковым жизни сосуд наполняю,
травную зелень вплетаю в основу ковров.
Новую песню выводит губная гармошка,
дышит ветрами прохладными рыжий сентябрь,
круг замыкают над лампой настольною мошки,
О-сень. Сезон осмысленья. Октябрь, ноябрь...
Горечью красной рябины и спелым орехом
медью листвы завершается год непростой,
слово одно повторяет усталое эхо...

День сотворенья любви, день Венеры. Шестой...

Хлеб оказался ядом, дорого слово к обеду, снег
к зиме, ложка тебе, черпай, если унесёшь ноги,
по грудь в снегу, родственное, не могу, раскрыт-
ый рот в крике, не попасть лике, туда, куда хоте-
ла, промахнулась, рдела, пусто (дело), поле, не
быть и тебе боле, не состоялся, а я мечтал радо-
вался, смывал краски, трезвой рукой, а ты ой, да
ой, не поверил удаче, пил и запивал чачу, сто лет
радостных и счастливых, скоморошьих, игривых,
с подбрасыванием шапок, роняя смеха искры, не...

- Хлеба с маслом имеем навалом,
От икры надорвали живот.
- И откуда вам счастье упало?
- А у нас кабачков огород.

Осеннему цветку на мировые бури
Пристало положить последний лепесток.
Необходим простор естественной лазури,
Как тучному скоту зимою бурый стог.

Осеннему цветку непротивленье к стеблю,
К невидимым корням, и на ветру любой,
Любой фальшивый жест напоминает греблю,
Лишённую весла и глади голубой.

Крутому склону лба не отразить всей страсти,
Качающей судьбу от худа до добра.
И укрепляя дух, речь делится на части,
И морщится тетрадь от ревности пера.

И взгляд на жуткий...

I. Есть сила молчанья

* * *
Мои великие затишья—
Сиденье у незримых ног,
Когда неслышимое слышно,—
Продли их Бог... продли их Бог...

Мои глубокие безмолвья
У моря на краю земли.
Когда почти не плещут волны,—
Продли их, Господи, продли...

Мое блаженное успенье –
Успенье мук, успенье вин,
Когда меня все мене, мене
И, наконец, есть Ты один...

* * *
Запрятаться в келью, зарыться в берлогу,
Спуститься к вселенскому дну,
Быть самою маленькой ракушкой Бога...

Бежал Давид в пещеру Одолламскую.
Услышали про то его братья
И солидарность проявили братскую -
Присягу, по их мнению, дурацкую
Сменили на свободу бытия.

Пришли к нему туда с детьми и с жёнами,
С собою привели весь дом отца.
Примкнули к ним другие притеснённые
Обиженные властью, забубённые
Еврей, хохол, татарин и кацап,

Все должники, душою огорчённые,
Растратчики и дурни от сохи.
Возникло так властями запрещённое
Формирование вновь испечённое,
С четыре сотни гопников лихих...

Однажды, в размышленье погруженный
я испытал желанье закурить,
и видел я: во мраке подсознанья
ехидный глаз зажегся, голова
змеиная из мрака проступила,
дразня меня раздвоем языка,
но размахнувшись, мощно я ударил
в прищурый глаз, и тут же, отделившись
от телесов, глава преобразилась
в подобье жабы
и ушла в глубины,
и вместе с тем желание исчезло….

Однажды, в размышленье погруженный,
почувствовал я в сердце чистоту,
и видел я: душа моя сидела
на каменной ступени; белым светом...