Гроб

Хорошо б, чтоб длиннее до гроба был путь,
А еще веселее - его обминуть.

Лежащим во гробах покой дарован вечный,
Живущим на земле – духовной битвы жар.
Я полон как луна, и яростью сердечной
Полна моя тетрадь и строк моих пожар.

Презрев собачий лай и вой бесовской мрази,
Мой богатырский меч без устали разит.
Пусть возвратятся в грязь восставшие из грязи!
Пусть сгинут в лагерях торгаш и паразит!

На спички пусть стригут там кедры вековые
И в вечной мерзлоте замёрзнут на века!
Пусть отрыгнутся им те годы роковые,
Когда они страну спускали с молотка!

За...

Полюбил я тебя молодую !
И по-прежнему сильно люблю,
и тебя разлюбить не возможно,
за твою, доброту красоту…
И дарю я букет роз с любовью
Чтоб любовь продолжала в нас жить
Много лет чтоб мечталось и пелось,
И никто нас не смог разлучить!
Что ж года? Они мчатся и мчатся,
Голова уж давно с сединой.
Но всегда ты мне помнишся юной,
Стройной девушкой, и озорной!

Мрачным зевом гробы,
Ждут в конце — Вечность ложь.
От себя и судьбы,
Не сбежишь, не уйдёшь.

В настроений цвета,
В голове мыслей хмарь.
Стала дымом мечта,
И пятном в душе гарь.

Я как брошенный дом,
Всем ненужен и пуст.
У реки о своём,
С ветром шепчется куст.

Тесно сердцу в груди,
В нём комочком печаль.
Пустотой впереди,
Смотрит серая даль.

Мрачным зевом гробов,
Впереди смотрит смерть.
Что ж, давно к ней готов,
Мне уж не о чем петь.....
Марковцев Ю.

В полнолуние тЕмные дали
Запредельно-понятны без слов:
Мы на черном, как ночь, покрывале,
Рядом с гробом крутили любовь.
Страсть и гибель сражались во взгляде;
Я в объятьях, огня не тая,
Нежный рот ее в черной помаде
Целовала, шепча: «Смерть моя!»
Зной дыханья Сахарою веял,
Звездной россыпью таял наш пыл…
Вдруг мужчина библейским пра-змеем
Вполз и «Третьим хочу!» – завопил –
«Быть с двумя – мне одной уже мало!»
(Хоть скромнее б, а то – прямо в лоб!).
Мы вскочили, скрутили нахала...

Нет печальнее зрелища в Мире,
Черной тканью обтянутый гроб,
В переполненной тесной квартире
Правит горе и царствует скорбь.

Но страшнее и тягостней было
От того, что в сосновом гробу
Не старушка, что долго пожила,
До седин и морщинок во лбу.

Молодая и полная силы,
Не дожившая до тридцати.
Шла со смены и очень спешила-
Дочка дома одна, взаперти.

Оставалось пройти тротуаром
Сотню метров последних и вдруг,
Хруст стекла от разбившейся фары,
Страшный крик, потрясающий слух...

Сельчане молча вырыли могилу
И опустили буднично и просто,
И помолились: «Господи, помилуй!»,
Вдохнув бескрайность русского погоста.

Всему свой час, но стынет в горле: рано
Уперлись ноги в деревянный крестик!..
А, может, подвели былые раны?
Иль в новой жизни не увидел места?

Вот я живу: сомнения зависли
В душе, и в голове засели бредни…
А ты, родной, ушёл с какою мыслью,
О чём жалел при выдохе последнем?

Недаром гроб назвали домовиной –
В нём покрывало, простынь...

Куда-то ввысь уходит колокольный звон,
Кукушка серая считать устала время,
Я подхожу к уже законченной черте,
Когда придётся сбросить этой жизни бремя.

Одежду чистую надену неспеша,
Зажгу свечу - не постыдить преданья чтоб,
И помолившись тихо пред иконой,
Безмолвно лягу в тёсаный сосновый гроб.

Умчатся мысли,снизойдёт покой,
Лишь муха нервно бьётся - егоза,
Я точно знаю - вечность где-то рядом - тут,
Сомкнуть покрепче стоит лишь глаза.

Мгновенье и - затихнет сердца стук...

Мэри вносят четверо, у неё красивый гроб.
Стоимость зашкаливает, святая ересь крестится,
Где вы, католики и христиане?
Ваша богиня молится в подвенечном платье,
Скоро станет моей женой где-нибудь
На шестом кругу ада; Не одолжите ли Вы мне,
сестра Кейт, бутылку метанола?
Я обязательно верну.

Церковь.
Мэри скалится - забыл, что ты не куришь.
Подожгу зажигалкой с камушком
Тебя, твое лицо, гостей и родственников,
Восставших против революции во Франции:
"Monsieur, apres...

Бей
Так,
Чтоб
Враг
Твой
Сдох!

Чтоб
Он
В гроб
Лёг
В свой
Срок!