Городской ребёнок

Когда утихает под вечер тревога и шум городской
Я ставлю на полочку свечи - предвидя свиданье с душой!
Спрошу - что сегодня успела? Узнаю - чем думы полны?
С душой ли в гармонии тело? Спокойны ли добрые сны?
Открою оконные шторы - впущу лунный свет в полутьму...
И чей-то полуночный шорох вспугнет и разбудит струну...

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Андрей, наблюдатель.
Елена.
Участники тайного совета: Председатель, Генерал, Банкир, Учёный и прочие.
Великий Дух.



Сцена 1
Дома у Елены.


ЕЛЕНА
Ты мужем стал какой Елене –
Мне или той, вошедшей в храм,
Обворожительной, но древней?
А может быть, обеим нам?
Стать многожёнцем ты рискуешь.

АНДРЕЙ
Я просто слов не нахожу.
Да ты сама к себе ревнуешь.
Заметь, я здесь с тобой лежу.

ЕЛЕНА
К досаде, эллинов святыни
Не признают у нас в стране.
Благословение...

Мир потерял свою прозрачность в проросшей зелени листвы,
Покрытый неба синим глянцем не-пос-ти-жимой глубины
Вот также солнечно и ясно в душе, уставшей от зимы
Но всё же было не напрасно!?.. И не напрасны были дни!..
Иду, шагов не замедляя, в потоке городской реки
Вперёд! А следом, пусть сгорают мои непрочные мостки
И как из пепла птица Фенникс, из груды зимнего тряпья,
Я возраждаюсь, и не целясь, стреляет лучница-весна
И попадает, и пророчит, и что-то там ещё сулит...
Душа полёта к...

Пьяный-пьяный, бреду пиано,
нечаянно, наотмашь
освещённый небесной механикой,
как в бреду обречённый
квантовой
неопределённостью
и притяжением тела;
абсолютный нуль городского улья,
одновалентный, разложенный в ряд –
восход-закат-восход-полураспад;
с искривлённым, как пространство-время,
позвоночником, ограниченный
скоростью света
и прожиточным минимумом;
перекличкой левого
и правого полушарий,
циркулирую
в навязчивых мыслях, как в мыле,
объедаясь
на ночь
пищей для...

Страсть, безумие и слабость составляют содержание любви диавольской.
Иоанн Сербский.

Любовь замужней женщины – великая вещь.
Женатым мужчинам такое и не снилось.
Оскар Уайльд.

Никогда мы не бываем счастливы,
наше счастье – это лишь молчание несчастья.
Ренар.

Осень (Прелюдия)

***
1.0
Вполне осмыслить Вашу утонченность
По-видимому, смертным не дано.
Загадочность, искусством увлеченность,
Страстей таинственных пьянящее вино…
Такой Вы видитесь мне в этот день осенний...

Серый день перегоняет в камине пламя

И память стелется островами меж нами.

Хронологические линии

пространства и времени параллельны.

Мы пьем из источника сердца время и путь,

Обретая свободу от пут.

Непреходящая боль в сердце

тебе говорит о том, что ты еще жив.

Вдруг встретив тебя,

Я смогу тебя полюбить.

В желтых рощах памяти

Ясные образы зреют, но плодов не дают,

Меру забвения признает память.

Ручьи прорезают камень.

И на какую бы сушу не вступала...

Я люблю этот город в улыбках огней,
Тихий шепот небес, гул и рокот машин.
И задумчивый вид городских фонарей.
Разноцветные окна манящих витрин.

23 марта 2013 год

Ни темные очки, ни глупая улыбка,
Ни дружеский совет, ни Hennessy бутылка
Не скроют скорби всей. Да и к чему все это?
Она ушла весной и не увидит лета!

Апрельский дождь шальной печали не отпустит.
Из-под очков слеза сольется рекой грусти
И хлынет водопад. Я слышал лая эхо!
Нет... вспомнил... что весной... ты не увидишь лето!

Когда мутился взор, надеялся и верил.
Теперь уж никогда мне не откроет двери
И не вильнет хвостом и не залает с ветром.
Последняя весна...

О Мартин, мой литературный герой,
Моя судьба списасана с судьбы твоей
Обижены любовью мы немой,
Посреди этих девичьих фонарей
Как уродцы сбившийся с пути-
ремесленники звездной пыли,поэтической мечты
Живем мы не понятые с тобой.
Среди городских площадей:
Где привычны времена нищиты,
когда у всех на всем понты,
Когда рубль старушке одинокой,
приходиться просить у церквей
Когда беда других кажется нам далекой,
приходится терять нам друзей.
О Мартин, мой литературный герой...

Зачем опять, кидаемся раскатами,
зачем опять, все менее нужна,
зовет меня философскими адресатами
псаломских закаулков тишина?

И зова взлет пассивный
в ночи к простым пустякам,
как издавна, о холод не людимый,
прикован к городским особнякам.

И вербочки неслышно гнутся,
да кружится неведома печаль:
унылое и мимолетное безрасудство, самовлюбленности алая печать.

Затем. Затем торопимся мы выпить.
Затем что это рупор известный,
затем что наши головы кружит
рогатый век...