Горная лаванда триолет

Пегий пес в долине горной речки
Только что доел остатки гречки,
От обеда стройки перепало,
Этого ему конечно мало.

Пегий пес с коричневою мордой
Лопоухий, ласковый, не гордый,
Ищет что-то, будто день вчерашний,
По повадкам видно, что домашний.

Он сейчас бежит в одну бригаду,
Косточки оставили ребята,
С другом повидаться надо тоже,
Друг на буровой у пса хороший.

Кормит по утрам его колбаской,
Чешет за ушами, гладит с лаской,
Что-то помнит пес уже такое,
Ждет, что друг возьмет...

Затаилось чудо жизни в перламутровых Скрижалях.
А скрижали затонули в час далёкого потопа.
А потопом наказали тех, кто злобою всех жалил.
Жалил, мучил, насмехался или просто был недобрым.

Горько плакало живое от насилия злодеев.
А злодеи ликовали, собирали дань большую.
Дань большую за обманы, и чернели, богатея.
Богатея, но чернея, превращая кровь в дурную.

И темнело постепенно небо синее в печали.
И в печали, напрягаясь, собирало тучи с громом.
Громом глухо рокотало, молний искры...

Дни идут, летят недели
Отступает маета
Тихо Ангелы запели
И возникла тишина

Там…
В молочно-светлой дали
В первозданной тишине
Завиваются спирали
В горнем мире
В горнем сне

И струятся и ликуют
Водопадные струи
Светом музыка малюет
Запредельные миры

За пределом света-тени
Засияла белизна
Царство Леля и свирели
Мир божественного сна

Там…
Где Господь отдыхает
Там…
Где мир младенцем спит
Так божественно вздыхает
Так божественно молчит
АУМ…

Карлов створ --- скальный склон...
Стихия камня,
океан скалы!
Века застыли в трещинах - морщинах.
Минуты — в смены,
миллиметры —
в метры
слагает Бур упрямо, терпеливо...
И Скала
в тумане...
В каменном тумане.

В з р ы в !..
И...
В тяжком гуле,
вздымая в Небо вековой покой,
по океану скал идет
волна взрывная...
Стон моторный,
скальные развалы...
Метры в километры
сталь слагает.
И рождается Дорога
к створу...
Здесь ПЛОТИНА встанет!..





* * *


Моторы...

Тени дня дышали обреченно,
промерзая к ночи...
Как бежал!..
...ломая снег Весны.
А Солнце уходило...
Взглядом я искал
и пил ключи Воды,..
неутолимо вкусной.
Но откуда шорох странный?..
Травы прошлые, твердея,
у Камней тепла просили...
Солнце уходило.
Я Л у ч и ловил
уже и воспаленным взглядом!..
И бежал...
Но вечер был земной, неумолимый, —
к перевалу поднимался
М р а к густой и синий...
И — озноб мне.
Ветер горный, стылый, —
вдоль снегов
усталых...
Перевал...

Мне тяжело порой бывает
В смущеньи мыслей, в спешке слов,
Не утолить своих желаний
В сплетеньи строк своих стихов.

Пусть даже рифма мне покорна
И ровный ритм ласкает слух
Не слышу сладостного горна,
Мой горн лишь разгоняет мух.

И до тебя, мой чтец случайный,
Мне дела нет, изволь простить,
Когда мои стихи (печально!)
Меня не могут усладить.

2006г.

Впитываю губкой глаз соки речные –
отжимаю душой полноводную радость.
Солнце – пшеничное поле, упавшее на голову;
луна – тенистый горный ручей в рукаве.
Календарик с домом у горного озера,
где я всегда хотел жить,
в левом кармане рубахи, под сердцем. И мне –
самому пророчить свою седину, и может,
проникнуть в суть страха, стать страхом,
оправданием зла – человеческой слабостью,
удачей, как производной дьявола,
волчьей кровью, выжженным сумраком,
и мне – окунуться во тьму человека...

Ночь…Лучшая поэзия – мурчание кошки,
свернувшейся клубочком под левым плечом, у застывшего,
лунным светом, сердца. Эта ночь – больше всех слов –
это время гремучей змеи, хозяйки пустыни, на коже которой,
отпечатались мягкие звёзды – кошачьи следы. Дорожки
и ручейки тусклых, шепчущих штор, вышитых
летним ветром – проводники строк,
брошенных ненароком чёрно-индиговой пеной моря,
кипящего любовью к стихам;
здесь лучшее четверостишье – забвенье, разделенное с горным
колодезным эхом...

Багряный, жёлтый парус осени,
Средь горных круч вдали маячит,
Исходит сердце от тоски вселенской,
И душу рвёт и горько дождик плачет.

А где-то, там за горною грядой,
За облаками, за туманом и мечтой,
Плывёт кораблик мой осенний!
Я синью очарована небес и

Увяданьем красоты, метаморфозой
Умиранием и возрожденьем леса.
Там за пурпурною зарёй, своё лицо
Скрывает солнце, плетётся

Ночь дорогой млечной и прячет
Сон в туманность звёзд, а парус
Звёздных покрывал и парус осени...

Свет шествовал по сердцу, как по полю.
Свет вдавливал мне в грудь свой легкий шаг
И оставлял свеченьем тайной боли
В лесах души едва заметный знак.

Он шел и шел сквозь царство плотной ночи
И сам свой путь прокладывал внутри.
Вот отчего так долго кровоточит
Последний свет исчезнувшей зари.


* * *
Иносказанье бытия –
Иных миров мерцанье.
Мои деревья –это я,
Но лишь в иносказаньи.

И смысл отыщет только тот,
Кто, глядя сквозь обличья,
Иносказания поймет
И вновь ответит притчей...