Горле

Кусочек жизни и одно мгновение,
Застряв занозой в раненом мозгу.
Понять способен жертвоприношение,
В обычной жизни к счастью не могу.

Среди окопов время по другому,
Спешит бежать или совсем стоит.
Везение по курсу дорогому,
Не спрячешься за мрамор и гранит.

В прыжке душман пытался резать горло,
Пацанчик от испуга онемел.
А смерть в ночной тиши крадется подло,
Как только увернуться он успел.

Вскочив на ноги понял,что не сможет,
Взвести затвор и очередь пустить.
Никто уже не...

Юре Галочкину

А всего-то крест могильный
Да комки сырые глины…
Путь неровный и недлинный,
Где сумбур наполовину.
В обрамленье скорбном лица,
Имя, отчество и даты.
Не заплакать,
Не напиться,
Как умели мы когда-то.
А всего-то рядом были,
Всё, что есть в себе, – отдали…
Ничего-то не забыли,
Никого-то не предали.
А всего-то жил как люди,
С правотою изначальной.
И дышал простудной грудью
И смеялся беспечально.
А всего-то был мне другом.
Много это или мало?
А судьба державным...

Хочешь – не хочешь, а жизнь – коротка,
Тянется к горлу безверья рука.
Это страшней, чем петля и могила.
Есть пока солнце и листьев полёт,
Что на земле никогда не умрёт,
Это природа навек породила.
Всё остальное презренье и тлен,
Что не коснётся ни глаз, ни колен,
Если припасть, о прощенье взывая.
Что с нами стало? – душа холодна,
Вычерпать веру сумели до дна,
Ближних и дальних в гульбе забывая.
Это ль простится? Да короток срок,
Прах драгоценный развеян у ног,
Скоро и мой...

Смерть не тогда, когда заголосят,
Или когда польются сладко речи.
Ты был вчера расхристан и распят,
Но штопал дырки от крутой картечи.
Ты рыпался еще полуживой
На полузвуке обрывая слово.
Смерть двигалась в объезд, по кольцевой,
Задев чуть-чуть тебя еще живого.
Она бывает, шибко не спешит,
Хотя сдавили горло пересуды.
Сначала омертвение души
И только после сердце и сосуды.
Случайно выжил. Денег ни гроша,
Как божий дар – опять дана отсрочка.
Но если умерла твоя душа,
Все остальное...

Ну, что еще? Да все привычно – осень!
Дымит от листьев краешек земли.
Последнее тепло журавль уносит,
Пока его снега не замели.
Пока еще…
Уже не грусть, а горечь,
Скрипят под ветром ночью дерева.
Как теплый шарф, мне согревает горло
Багряный шелест, шепчущий слова.
2001г.

Юность – самолюбива,
Молодость – вольнолюбива,
Зрелость – жизнелюбива,
Что там еще впереди?
Только любви по горло,
Вот оно как подперло.
Сердце стучит упорно
Птицею взаперти.
Мне говорят – холод,
Голод и Божий молот,
Мир, говорят, расколот,
Так, что на брата брат.
Мне это все знакомо,
Я не боюсь погрома,
Я у себя дома,
Пусть говорят.
Что мне до разговора,
Дом посреди простора,
Ветер с уловками вора,
Славится ловкостью рук.
Мне – мои годовщины,
Дочке – лепить из глины...

- Небесная сотня давно на небе, какую, по счё-
ту, имеете право назвать, сто тысячную? твою
мать,
- Правый, Боря Немцов, русский (православ-
ный), еврей? чист?
- От ног до самых бровей? или чуть-чуть зама-
ран?
- Какое это теперь имеет значение, отоварен,
упакован в чёрный пакет, жизнь пройдена,
была и вот уже её нет, как и все побывавшие
у власти, грязен весь или отчасти, Россия, ....
- Это от них, наши/ваши напасти?
- Имел счета, шифры и коды, погибли вместе
с ним, рухнули...

Выстрадано – без твоих интонаций жить не могу,
к ним припадаю, как к почве родной.
О, ловец интонаций, мой дорогой!..
вскормивший меня своею стихией.
И встречаясь с тобою лоб в лоб – встречаюсь с собой,
с промыслом Бога и с тайной небесной России.
Мое Я второе? – нет, первое и единое,
равносущное, родовое, не половина, но целое.
Словно крыло большой Белой птицы,
вечно кружащее надо мной,
купол пространственный, вневременной.
Мы с тобою в нижних слоях давно ничего не боимся,
ни...

Я выходил на сцену – и читал,
Интимно голос громкий понижая.
Передо мной был зал,
Обычный зал,
В нём стыла тишина сторожевая.
Но я-то знал, чем подкупить и взять,
Какое как вшептать стихотворенье.
И знал, где будет он рукоплескать
И, где молчать, храня недоуменье.
… Всё шло привычно,
Как всегда.
И вдруг,
Поведав про любовь, измену, муки…
За веерами хлопающих рук
Увидел я молящиеся руки.
Та девочка прижала их к щекам –
Она одна, не слыша всплесков зала,
Моим рукоплескательным...

О, Капитан! Мой капитан!..
Я несу тебе в тишину охапку белых цветов,
Купленных у продавца одиночества,
На перекрестке всемогущества...
Скажи, как горчит рассвет в одиночестве?
Как глубоки воронки слез?
Как тишина держит за горло вечность?
Сколько весит гибель?..
Протоколируйте: жизнь-убийца.
Анатомируйте: в его душе не осталось живого места,
В том идеальном шторме рождения, боли и любви…
В этих морщинках у глаз, где застыла неизбывная грусть,
Распыленная в пространстве красота...