Горечь обиды

люблю я взять гитару
и струнами все сердце растревожить
когда ты не со мною
(с кем-то…где-то…)
и раны бередить тоской
о невозможном
и плакать музой одиноко
скрытно
внутри себя
я жалкий человек
заброшенный художник
но не пишу в холстах весну
когда всех солнце греет
захлопнута мне в счастье дверца
и птицы умерли в душе
лишь вечер наполняет
пропащим чувством горечи
бокалы сердца
и руной жгучею оно алеет
внутрь – провела – ножом – она
я словно на краю
неосторожно
сорвался...

Гудят утомленные ноги,
Оскудел и так не толстый карман,
Во рту горечь со вкусом изжоги,
Будто несся за мной доберман.

Ворот кожаной куртки спасает,
От ветра и капель нудного дождя,
О как сильно мне тебя не хватает,
Как народу гонимому святого вождя.

Ум рисует твое очертание,
В лицах прохожих из толпы,
Но проходит скоро холодное осознание,
Это лишь иллюзия визуальной кривизны.

Я отказываюсь верить в реальность,
Ведь обидела больно меня судьба,
Пусть имеет она большую могучесть...

Я жгу листки своих блокнотов...
Они сгорают без следа,
но из огня мне шепчут что-то,
на крик срываясь иногда.
Ну, вот листок: на нем пометки,
что второпях писал давно,
о напрочь сгинувшей разведке,
ушедшей в ночь под Ведено.
Тому уже три года с гаком,
но дело в людях, не в годах...
Их помнят матери, оплакав,
в далеких русских городах,
да этот листик из блокнота,
что предаю теперь огню.
Другим же помнить неохота -
так я ведь их и не виню...
Я просто жгу свои...

Добро и зло, печаль и радость,
Конец и бесконечность, горечь - сладость,
Любовь и нелюбовь, земля и небо,
Мужчина - женщина, и боль и нега,
Свет - темнота, жестокость - состраданье,
Дождь - солнце, счастье и страданье,
Друзья - враги, измена - верность,
Несправедливость - справедливость, мера и безмерность,
Стихи и проза, лето и зима,
Жизнь - смерть, реальность и мечта,
Сон - явь, красивый - безобразный,
Нужда - богатство, творчество - бездарность.
Ложь - правда, искренность...

Добры молодцы,
Красны девицы,
Вами молимся,
В вас надеемся.
Ста́ры матушки,
Отцы строгие,
Ваши братушки,
Всей сорогою.
Дочи слаженные,
Длиннокосые,
Чад бесстрашных,
Станом рослых,
Берегите вы
Всею силою,
Чтоб густой травы
Не сбирать с могил.
Вещим светлую
Вам судьбинушку,
Горечь ветхая,
Ходь чужбиною.
Будет ясною
Жизнь пригожая.
Сгинь ненастие,
С диток божиих.
Сами справны чем,
Тем поделимся,
С славным молодцем,
Да свет девицей.

Терем высокий. а в тереме -горница.
Пяльцы узорчаты, шелкова нить.
Тонкой иглою вышьется вольница.
Лаять собаке, серому - выть.
Цветом лазоревым троп благовестие
птице-певунье - весенней поре.
Зеленью сосен - кресты-перекрестия.
Спрячет изнанка узлы в серебре.
Горечь осинную - цветом калиновым.
Счастье к порогу, коль путалась нить.
Песню дорожную- соком малиновым,
парус - ветрами, да по морю плыть...
Терем высокий, а в тереме -горница.
Вышьется, сбудется майским дождем.
Белым...

Время лечит, от многого лечит.
Лечит горечь всех прошлых утрат...
Происходит вдруг новая встреча --
И забыты вишневый закат,
Когда он иль она вдруг признались,
Что на свете ты лучше всех,
Та иль тот, кому доверялась
Тайна, чей радовал смех.
Позабыто разочарованье,
Стихла страшная рваная боль...
Милый призрак, мелькнувший в тумане,
Не посыплет на раны соль.
Все прошло. Уж давно стихли стоны,
Почему он не тот, он другой,
Почему она, нежная, томная,
Говорит, как со шкафом, с тобой...

В стеклянной баночке под крышкой
Законсервировано лето.
Случилось, лета был излишек,
Излишек бабочек и света.

Сосновых запахов достаток,
Цветов запас, травы избыток.
Под крышкой вкус у лета сладок.
Чудесным сделался напиток.

К волшебной баночке на полке
Прижмешься ухом на минутку:
То в ней кузнечик тихо щёлкнет,
То шмель стекло заденет в шутку.

Не открывай её поспешно,
А лучше просто загляни-ка:
Там цвет черники и черешни,
Там сок малины и клубники.

Но если вдруг...

Дайте мне время, и я очищу сердце.
Кнопочка "Delete" есть у каждого механизма.
Дайте мне силу, и я найду с кем греться,
Забыв о горечи любовного кретинизма.

Подарите мне крылья, и я вам покажу,
Что рождена я, чтоб летать, а не, как должно, ползать.
Верните то, чем я так дорожу
Что вы отняли, чтобы сердце заморозить.

О боги, за что, ну за что эти муки,
Ну разве в чем-то я пред вами виновата?
Пойти что ли в мух пострелять из базуки...
Здравствуй же, здравствуй, шестая палата!

Да, это трудно, хранить в себе целое небо,
Даже когда не видно, даже если не разу в нем не был
Так как это мечталось в детстве,
Вверх взмывать раскидывая руки в стороны,
Охраняя его бережно, как наследство
И раздаривая его щедро, как наворованное.
Оно огромное, а я маленькая
И страшно все время, что не поместится,
Не выдержу, вытечет, невесомое,
Невыносимое мое наследство,
Из глаз слезами, из горла – клекотом,
Из пальцев – токами и прикасанием
И обернусь я однажды соколом...