Горбиться

Он был достоверен, собирал информацию, свой-
ство души, как смысл сознания, не ищи его, не
надо, после постмодернизма это неважно, сте-
пень достоверности, степь опрелости, жарко, как
жалко, себя, других, прошедшего времени, того,
что подвластно стремени, гнал к бильроту, что-то
не так? дело табак, а? что? бросил курить? или не
курил вовсе, ты знал, с чего пьют гости? а верб-
люды? зачем ему горб?(гроб?), а два? одеяло из его шерс-
ти, помнишь? любил, или всё забыл, давно было...

Когда я маты слышу снова, работа с рифмой бесполезна,
Благодаря свободе слова, боюсь, поэзия исчезла!

Досталась карта козырной масти, привычки стали почти монарши,
Любил сказать он: «Всё в нашей власти, пока у власти сидят все наши!»

Ничего доказать не берусь я, вот ещё теорема Ферма,
Что у женщин с неразвитой грудью, почему то избыток ума!

О, как мы вырастить хотели, здоровый дух в здоровом теле,
Но в вечной битве этих двух, так редко правит балом дух!

И совсем позабыв политес...

Не запрещайте женщинам
нам сниться…
Идти сквозь наш небритый горизонт…
Пусть снятся нам и в Ницце — и в больнице,
И в судный день. И в ночь-без-тормозов.


Не запрещайте женщинам лукавить.
Водить нас за серьезные носы…

Они детей рожают нам веками.
Они в аду садятся на Весы.
И ровно на деление одно
оброк наш перевешивают к свету…


Я столько грязи выстриг из души…
Я столько вбил туда болтов крепежных…
И ты пришла из снов неосторожных.
Чтоб жечь костер. Чтоб греться и...

Покорно слушаю, как волны, разбиваясь
О сердце, неба чистую печаль
Выносят на полуденный причал;
И тень утёса, шёлком отливаясь,

Скрывает мой неспешный монолог.
Одна минута, стоящая жизни,
Один вдох соли, больше всех капризных
Движений воздуха в могильниках дорог.

Я – время; я – болезнь; я – время года;
И когда груз зимы взвалю на горб,
Я превращусь в свечу полдневных вод,
Я стану памятью тенистого порога.

Я стану пёрышком, застывшим на ветру,
Осенней свежестью из влаги...

Живущим в память остаются имена,
Обрывки писем и горбы могилок -
Такая именно проплачена цена
За мирное дыхание России.
За детский искренне - счастливый смех,
За сна спокойствие ночами.
Поклон нижайший воинам - вам всем,
Сложившим головы на злой военной плахе.

Возвратные течения приносили нас к свету радуги,
хвосту уробороса, вращающимся свастикам по и
против часовой стрелке, как две белки, бегущие в
одном барабане, в разные стороны, уроним головы,
от воспоминаний, забытых историй, страшилок, о
чёрной руке, гробе, и другой утробе, съевшей время,
не дала умереть, вот темя, точка, ось, через понима-
ние, врозь, от противного, клок позитивного, горба-
того с ровной спиной, кто за мной, в прорубь снови-
дений, где Финн воскресший, отрицающий...

Мне нравится, мне просто очень нравится,
Мне просто нравится, что я живу!
И то, что встречная в ответ красавица
Мне улыбнулась , встретив на мосту.

И пусть пока еще снега с морозами
Раскручивают карусели вьюг,
Но я с букетом нежным, ало-розовым
Спешу к тебе мой милый добрый друг.

И пропоет в двери звонок приветливо,
И на порог ворвутся сотни роз
И защекочет с ароматом ветреным
Чуть-чуть с горбинкой твой изящный нос.

А мне так нравятся, мне очень нравятся
Глаза лучистые и...

Над горoдом коршун кружит.
Пылает кровавый закат.
Еврейская мама дрожит,
Кто ещё без вины виноват.

Не стоит большого труда
Найти виноватых у нас.
И, точно, не кинься куда —
Древнейший народ про запас.

За что же такая судьба?
Никто и не ставил вопрос.
За то что не дура губа,
За то что с горбинкою нос.

За то что семь пядей во лбу,
За лишний конец у звезды,
За все нам вполне воздадут
Оставят без капли воды.

За то что не смогут простить
Исходные корни Христа,
Что б им всем...

Брежнев. Вслед за ним - Андропов.
И Черненко, тут как тут!

Счастлив Горби: трёх Генсеков
Пережил «за пять минут»... :)

Кому ты вождь Великий помешал?
Когда ты восемьдесят девять лет
в Мавзолее молча, пролежал.
Пора же, Вождь, из Мавзолея встать,
Пока тебя буржуи новые:
- не успели в землю закопать.
Под видом, мол, придать тебя земле:
- не по-христиански после смерти
находиться на земле.
Ты посмотри, как новые буржуи
С трибун здесь вновь орут,
Ведь страх и мертвый им ты -
внушаешь тут.
Боятся за свою дальнейшую судьбу,
читая прошлое твоё, как ты в 17 году,
Поднял народ свой угнетенный на...