Голо

Как во сне, за околицей
Дуб стоит, словно молится.
Руки-ветви вверх, в небо выставил,
Ох, узнать не грех, что замыслили...

Веселись, честной народ, дали волюшку!
Глянь-ка, барин спину гнёт в чистом полюшке,
Посулили берега, да кисельные,
Наказали всем справлять новоселие!

Похватали топоры, пилы вострые.
Вишь ты, жили до поры, как на острове.
ОгорОдил двор плетнём, думал намертво,
Оказалось не сокрыть думы праведной...

Что ж, ты, голубь...
Крылья сложи, упади на гнездо.
Там...

А знаешь, мой милый, построим мы дом из камней,
Меж морем и небом усталые души ютятся,
И пусть в этом мире не будет жестоких людей,
Лишь добрые звери и духи вокруг суетятся.

На что нам все грозы и грезы на острове снов.
Есть дом и дорога, она уводила куда-то.
И рукопись снова читать ты и править готов,
И вдруг прилетает к нам дерзкий посланник крылатый.

Не Ангел - Гермес, его Зевс отправляет сюда,
Подарки и грезы нам шлет в тишине Афродита.
Так жизнь коротка, в этом доме с тобой...

Май раздобыл несвежую жару,
и грел нас так, что даже поутру
неплохо было одевать панаму…,
перебудил всю мошкару,
и та, от сна очнувшись, спьяну
перекусала всех подряд,
решив, что проспала полсмены,
а ошалевшие сады
пускали в воздух аллергены…

В словах двух – было хорошо…
Не зябли голые коленки,
и прогуляться не спеша,
понаблюдать любви проделки
иль в них участие принять
пришлось бы кстати… Всё нутро
катализатором цветенья
пускало трепет в решето
разумного нравомышленья….

«Оглянись, оглянись, Суламита!
Это я, царь, возлюбленный твой.
Не в пример ты другим знаменита,
Чтоб так просто вертеть головой.

Твои ноги в сандалиях гладки,
Их, увидев, нельзя не воспеть.
Округления бёдер, лопатки –
Ожерелья единого цепь.

Словно круглая чаша живот твой
С ароматным и терпким вином.
Тот, кто пьёт больше меры и квоты,
Заполучит похмельный синдром.

Твоё чрево, что ворох пшеницы
Среди лилий, и твой водоём,
Как ночлег пролетающей птице,
Отмахавшей сто вёрст...

Исчезнет всё, что было мило,
Иссякнет наслаждений мёд,
А юность, что вчера кутила,
Сегодня милостыни ждёт.

Забыта будет роскошь женщин,
В пыль обратится прах цветов,
Плоды садов сгниют - не вечны,
Седым узрим голов покров.

О, юность, милая! Вернись!
Но время к нам так безучастно.
Воспоминанья рвутся ввысь
И душу мучают ужасно.

Любовь земная! Будь со мной!
Но чувства, как цветы, увяли.
Их гонит прочь дождь ледяной.
Куда уходят? Если б знали...

Лишь мудрый понимает суть и смысл вещей,
Не зря в президиуме его место.
Иной сидит, бессмертный как Кощей,
Партийцам это лучше всех известно.

Монументальный лик осмысленно суров,
Транслируют его на всю отчизну.
Исходит от него поверх голов
Харизма – Людям жить при коммунизме.

«Я говорю вам: Слово царское храни
Во имя перед Богом данной клятвы…» –
Верховный жрец вещал с трибун в те дни,
Когда в анкете главным был пункт пятый.

«Где слово царское, там миром правит власть...

Есть дети Солнца, сестры Дня -
Они как бабочки порхают -
Что жить не могут без огня
И обжигаясь не сгорают

И снова зАри льют во тьму...
Но, чтоб их крылышек коснуться,
Хотя б на миг и самому
Придется в пламя окунуться

Пока одни они пылают -
Не схватишь голыми руками,
Не потому ли называют
Их Огненными Мотыльками?

Фонтан на улице забил –
Детишкам радость подарил.
Прорвало здесь водопровод.
Уже полдня вода течёт.

Вокруг колодца целый пруд.
К нему с корытами бегут,
Кто моряком мечтает стать,
Кто со стихией воевать.

Ведёт по кругу капитан
Корытный свой катамаран.
Педалей нет, лишь две доски.
Набухли мышцы у руки.

Фонтан всё выше в небо бьёт.
Душа мальчишечья поёт.
А я девчонкой родилась.
Слеза досады полилась.

Хочу я тоже в море плыть -
Прошу в корыто посадить.
Лицо подставить всем...

Снова весна на подходе
Как бы ни злилась зима.
Всё справедливо в природе –

Жизни пружину тугую
Трудно с годами держать.
Смерти никто не минует.

Март осторожно колышет
Голые ветви берёз.
Всё ожиданием дышит.

С крыши сосульки свисают,
В лужи роняя слезу.
Знают, несчастные, знают…

Села на ветки массивно
Мокрая стая ворон.
Им даже каркать противно.

Долго глядел из окна -
Слякотно, зябко и грязно.
Вот ты какая – ВЕСНА!

Лесные дороги сыры и темны,
здесь солнце скрывается рано.
Тотчас вылетают мошка, комары,
и зябко с ночного тумана.

В болотах уныло кричит неясыть,
голодна, совсем одинока,
по ряске бежит чуть приметная зыбь,
над местом, где шибко глубоко.

Валежник хрустит, хруст печальный, чужой,
как будто бы чем недоволен,
вот вспыхнул костёр, огонёк небольшой
метнулся, игрив, своеволен.

Костёр занялся, тени стали скакать,
по елям, ну словно по шторам,
прислушайся – стали тебя обсуждать,
ты...