Глядя на рваный матрац

Как приходу гостя радовался ты!
Вижу как теперь я добрые черты...

Вижу я улыбку на лице твоём —
И морщинкам мелким нет числа на нём!

Вижу армячйшко рваный на плечах,
Шапку на затылке, трубочку в зубах;

Помню смех твой тихий, взгляд потухших глаз,
О житьё минувшем сбивчивый рассказ.

По лесу бродили часто мы вдвоём;
Старику там каждый кустик был знаком.

Знал он, где какая птичка гнезда вьёт,
Просеки, тропинки знал наперечёт.

А какой охотник был до соловьев!
Всю-то ночь...

Душа на перекрестке. Всюду осень.
И город накреняется – как в шторм…
И плечи рваным золотом занозит…
И воротник карябает дождем…


Ну, как же подсказать тебе!… о, друг мой…
Что мы все скоро упадем в ноябрь!…
Всей нашей жизнью – взбалмошной и хрупкой…

Да ты ж не чуешь этого!! Но я…


Предчувствие – оно быстрее молний…
И это выбор мой. А не испуг.
Незрячими перстами ткут мне Мойры:
и осень… и дорогу… и судьбу…


Не сомневайся: ты вот так же вскоре
душой притормозишь на всем...

дьявольский orange закатного шара
рдеет над ухом огненной сферой,
раненой ласточкой бьется кривая
горизонтальной дали; примерно

на расстоянии – дланью подать –
тёмное море, волны-сирены,
тенью сиреневой пенная рать,
гребней сапфировых рваные вены.

месяц заточенный режет равнин
облачно-карих, небесно-дремучих,
сумрак прожаренный, и исполин
влажный утёс отливается тучей.

бег сатанинский плеяд и пожар
кедров кудрявых; с аллей-одиночек,
в алых следах поцелуев, скрижаль –
течь...

во мне звёздная пыль чёрного эха окраин неба;
во мне память Земли от цианобактерий до сложных форм жизни;
во мне тысячелетний дрейф тектонических плит и арктических льдов,
вулканический пепел дыханья ядра, перламутровый шёпот губ океана;
во мне желчная кровь Иуды и распятое сердце Христа, дневной свет и прилив
безнадежной ночи, рваный северный ветер и бархат южного бриза гаснущего горизонта.
а я смотрю на пустой мерцающий холодильник, цвета декабрьского грязного снега,
опуская в землистый...

Вася хотел жить под мостом и носить имя Улисс,
закрывал глаза, все мысли (на бис), на слом, и ви-
дел себя (облом) в этой роли, кричал «плиз», меч-
тал остаться, шаткость походки, не мешала ему
купаться в реке, своих размышлений, часто пустых,
коротких, кокотки кричали, «бездарен», не мог по-
пасть в цель, (рассредоточен, рассеян, несобран),
не отличал форму, от её содержания, приносил на
заклания, в жертву, свои органы, думал, что ни это
главное, потом, жалел, любил плавное и...

По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.

Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздаётся детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины,
И раздаётся женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг...

Синяки на душе. От ударов тупых.
Крови привкус… соленый… неправильный…
Незнакомые люди горланят вокруг…

Чем прогневал я вас,
незнакомые?!…


Может, то — что без рифмы
катрен прозвучал?
Так поэт за секунду исправился.

Что ж мне солоно?!
Будто вокруг — Баскунчак…
Ночь висит надо мною. На траверсах.


Я проснулся в поту. Лунный мокнущий свет.
И божница
по полу разметана.

И темнеет-темнит на душе чей-то след.
Кто же шастал тут: в кирзовых туфельках?!


Что-то с рифмой...

А в жизни всё во благо -
Живи да не горюй!
Мариночка, Елабуга…
Верёвка-мыло-крю...

Какое облегчение
Подпрыгнуть до небес!
Жила-была… Молчание.
- Да погоди, не бейсь!

Всё решено заранее
(У «смерти» - «жизнь» внаём)
Есть внутреннее зрение.
Пока что не сгниём,

Ещё восстанут призраки -
Вся правда впереди…
Посмотрит укоризненно
- Души не береди!

Вбежали, залохматили
И сунули в петлю -
Всё шито-крыто.
- Хватит ли
Сил? Даже не воплю...

Провала, нет и память по крупицам,
восстановленью подлежала словно птица,
что снова из огня, лишь опалив траву
и землю, где день как десять и веселье
и радости, где детства колыбели, все живы,
иль, не рождены, и проза, и поэтика в разы,
где сказка жизни, и допросы, о том откуда
и куда, не знали мы, что ждёт тогда,
предательства, болезни, скорби, смерти, и рван-
ный темп и время на куски и жизнь как день,
печали и тоски, сменить нельзя на радость
на веселье, без компенсации...

Вселенная – поехала и… встала
Меж этажами.
И молчит стреножено.
И я смеюсь, а сам смотрю тревожно
Как всё меж нами
намертво устало…

Как ты устала в толчее вокзала
С невыносимым бешеным ревнивцем.
И спрашиваться подвести ресницы
Как ты устала, боже, как устала…

Рвануться, крикнуть… получить пощечин…
и руки сжать холодные, как льдинки…
Но мост меж нами тонок и непрочен
И я не добегу до середины.

И два тяжелых неподвижных сердца
Утянут вниз – и мне не отвертеться.
И ты меня...