Глядеться

Вот исчисленья дней конец
Год уходящий ускользает
Новый год одел венец
И старого вон прогоняет
Ах, предновогодний вечер
Какой он же бесконечен!
Тоска твоей сестрою стала
Её ты часто приглашала
Как часто делишь с ней мечтанья
Сидишь ты в ожидании чуда
Глядя на звёзд тоскливое мерцанье
Но вот открытка из неоткуда:

«Я с Новым годом поздравляю!
Счастья сладкого желаю!
Здоровья крепкого как сталь!
И смейся, что б тряслась хрусталь!
Давай уж в следующем году
Гостью твою я уведу….»

Мойша Сруль – из местных воротил:
Он владелец мелких магазинов –
Джип себе «широкий» прикупил
С люком и шипованой резиной.
Мойша – от природы инфантильный –
Обожает крупных, пышных дам.
Женщина – кричит – должна быть сильной,
Я иначе ей рубля не дам!
Мойшина зазноба - из колхоза
Под названьем «Красная сопля».
Трудится в хозяйстве «добровозом» -
Удобряет «плюшками» поля:
Утром в поле стадо выгоняет –
И скотина землю удобряет.
Выпить-закусить она не дура.
А зовут ее Бычкова Нюра...

Слезы на глазах блестят,
Я иду, куда,не вижу,
Все прохожие глядят,
А слеза течет все ниже.

Люди, взглядами жалея,
Словно делят со мной боль.
Кто украдкой, кто смелее,
Кто-то, просто с добротой.

Я же никого не вижу,
Сердце, хочет умереть.
Слезы, будто щеки лижут,
Оставляя мокрый след.

Землю обнимает Ночь
Темнотой ее укутав.
Будто мать укрыла дочь,
Когда села убаюкать.
Вот, и бабушка Луна
Поспешила на подмогу,
Охранять, чтоб до утра
Освещая путь - дорогу.
А ее папаша День
Завалившись, спит усталый
Или просто ему лень,
За дочуркой глядеть малой?

Не прогоняйте детство
Ты же совсем еще дитя,
А к взрослости уже стремишься,
Остановись, прошу тебя
Успеешь с детством ты проститься
Успеешь натереться бед,
Утратив, все, что беззаботно.
Лишь только через много лет,
Взгрустнешь о детстве безысходно.
Ты, рада будешь и вернуть,
Но все, увы, не обратимо,
Останется лишь только грусть,
О детстве некогда гонимом.
И от отчаянья заплачешь,
На куклу детскую глядя
Уже не поиграешь в мячик,
На мягкой травушке двора
Вот сколько прелестей у...

Смешная и смышленая девчонка,
Ты забрала луч света, что со мной был рядом
И как стоит на столике иконка,
Я всем богам молилась, лишь бы жить не с адом.
Люби его как я, не уступая
И подари ему все то, что не смогла дать я,
И покажи ему из сотканного рая,
Все то, что я губила не даря.
Скажи ему все то, что я наверно не сказала,
Смотри так нежно на него, как хочеться желать,
И подари ему закат, который с ним увидеть я мечтала,
Позволь ему с тобою быть, слезой немой ласкать.
И береги его...

Перед тем как уйти в Божий Храм,
Что душа в этот миг ощущает?
Боль, таску или мир попалам
От рожденья до тьмы разделяет.
Что за звуки извергнут уста
За пол шага к вратам небесным?
Там всегда найдуться места,
Там не будет кому либо тесно.
И когда на ушедших людей
Ты глядишь сквозь года немые,
их вески не стали седей,
они те же, какие были.
Перед тем как уйти в Божий Храм,
они знали об этом, знали!
К ним посланник с небес прилетал,
Может, сами его и позвали.

Я в тот вечер изрядно устала:
восемь раз танцевала «на бис».
Под конец чуть с шеста не упала:
от усталости руки тряслись.
В нашем клубе «на бис» вызывают
ну, от силы, разок или два.
Три почти никогда не бывает,
и понятно: «колеса», «трава»…
Мужичок до того охмуренный,
что стриптиз для него – как бега.
Нашпигован бумагой зеленой,
а мужского в нем нет ни фига.
Сунет, скажем, двадцатку под лифчик
и собою немыслимо горд.
Весь сияет, как школьник-счастливчик
и глядит свысока, будто...

Бабка с дедом рядышком сидят.
Бабка с дедом смотрят телевизор.
Программу шибко интересную глядят
Про очень сексуальные меньшинства.

Спросила бабка: - «Как же это так?
Откуда же их столько появилось?
Иль их к нам подослал коварный враг?
Ведь раньше нам такого и не снилось»

Старик ответил: - «Помнишь про Амура
Про греческого бога мы читали,
Мальчишкой был проворным он тогда,
Но те мальчишки стариками стали.

Летал тогда, порхал на крыльях счастья
И стрелами любви сражал сердца...

Небо грозится и хмурится.
На сердце тоскливо, хоть плач.
Бродит по стареньким улицам
московская осень – скрипач.

Бредет она вдоль по Полянке
асфальтовой, городской,
потом по большой Якиманке,
потом, наконец, по Тверской.

Грустит о денечках погожих
и шепчет: «Ей Богу решусь:
для грустных московских прохожих
сыграю какой-нибудь блюз».

К Страстному бульвару подходит
и, глядя с тоской на людей,
желтеющей веткой проводит
по струнам холодных дождей.