Глупый пес

Смеяться над упрямым роком...

Себя винить во всех пороках...

Забыв, устав, покинуть Путь,

чтобы в Безвремье отдохнуть...

Коль в этом цель разумной девы,

себя казнить, лишь для потребы,

каких-то недотеп-глупцов,

в цветастых юбках "мудрецов"?

Лишь потому, что так угодно,

ославить разум принародно,

и , зачеркнув талант, пыхтеть,

и топать ножкой, как медведь...

Да право, глупо! Нет причины,

грустить под небом звездно-синим.

Пусть каждый думает, что хошь...

Переверните небо,
Чтоб черпать ладонями звезды,
Как кристаллы замерзшего снега,
Как проросшие инеем слезы.
Я мечтатель, мне нужен воздух,
Не оплеванный гарью серой,
А прозрачный и светлый, как звезды
На земле, искрящейся мелом.
Чтобы в пальцах воспрянула яркость,
Чтоб в ногах трепеталась легкость,
Кто-то скажет – глупая радость,
Но, а мне – сердца бездонность.
Я хочу сверкать вместе с ними,
Я желаю зрелищ, не хлеба,
Гладя огнь их мерцающей гривы.
Переверните небо.

Читаю карты:
Киевский вокзал,
казенный дом,
любовь, валет червовый.
У дамы пик –
соперницы глаза.
К дороге дальней
дама треф готовит.

Беру купе,
тринадцатый вагон,
хоть не дают
обратного билета.
Кассиры предлагают день другой,
но мне плевать
на глупые приметы.

... А может быть,
на поезд опоздать
и улететь...
куда-нибудь в Марокко?..
Но предначертан
Киевский вокзал
и ляжет картой
дальняя дорога.

14.10.2002

Неоднократно предавший меня город рассыпается ежевечерне огнями,
Чернью и червью, нелепыми снами,
Стихами нелепыми, придавленными его домами.
Случился какой-то ужасный бзик,
Трава – единственное, что тормозит,
Весна – единственная кто тормозит,
Она не придет за нами.

Когда мне выдадут порцию сна,
Когда в этот город придет весна,
Она забыла про нас сестра,
Ей тоже тут надоело.
А мы идем спотыкая шаг,
И только танго гремит в ушах,
И вобщем деточка дело швах,
Пропащее...

Мне тяжело теперь смеяться,
Рыдать, ломать и восхищаться.
Я перестал почти бояться
И с женщинами целоваться.

Я перестал уж злато мерить,
А начал думать, делать, верить.
И если хочешь ты проверить,
Тогда прошу тебя измерить
Всё то, что Бог наш сотворил,
И ты тогда умеришь пыл.
И сам поймешь, кем раньше был,
И что на святость говорил,
И где кого, когда убил
И сколько душ ты загубил.

Тогда то только ты поймёшь,
Какою «правдой» ты живёшь,
И где Реальность, а где ложь,
И где ты...

Кто-нибудь добрый, помоги мне!
Все имена – заюзаны дьяволом
Все имена всех религий!
Нет имени, под которым бы он не скрывался!
Каким бы ни называл он себя,
И которым бы ни подписывались влюблённые в него адепты,
Совершающие под этим именем, "этим именем" и "от этого имени"
Истязания, Бого-убийство, кощунства и зло.

Имена все лукавы!
За именем каждым лукавый прочно обосновал свой престол!
А ты – ДОБРЫЙ КТО-НИБУДЬ МНЕ ПОМОГИ!
Имени кого я не знаю!
(И не могу, потому, похулить, вместе...

В руках письмо, его тебе я не отдам,
Я верить больше не хочу твоим словам,
В письме скажу, что ты другой – все та же я,
Ты глупым стал, теперь чужой ты для меня.
К моим губам ты прикасался – не вернешь…
Ты говорил, что я прекрасна – это ложь…
Я все забуду, все отрежу, все пойму…
Но если ты вдруг позовешь – я не приду…
Она сказала, что тебе я порчу жизнь,
Потом мне приказала злобно: просто Сгинь!
Мне было больно, но сейчас я знаю:
Ты ей не нужен, жаль, что я тебя теряю,
Страдать ты...

Когда бессонными ночами
Взлетят частички тишины,
И стихнет шум дневной войны,
Ты вдруг поймешь, что я скучаю.

Среди ветров, среди снегов
Мечтаю выйти на свободу,
Но снова попадаю в воду
Моих безбрежных глупых снов.

А ты не спишь, как в роще птицы
И ждешь, пока поманит сон,
И вдруг уснешь, уж несилен,
Чтоб снова ночью мне присниться.

Я напишу, а ты прочти
Письмо безумного ребенка.
Быть может, это глупо в чем-то,
И если так, то ты прости.
Я не могу теперь иначе,
Ведь столько дней хочу любить,
С тобою вместе рядом быть,
А ты спроси, что это значит?
Когда хочу кричать и петь,
Когда закрыв глаза мечтаю,
Что рядом ты со мной теперь,
И на руках твоих я таю.
Твои глаза – кусочки льда
Я растопить хочу любовью,
Своим теплом, кипящей кровью,
Душой горящей, как звезда

Вы не тратьте чернил на клеймо
для моей поистрепанной шкуры.
Не сгодится она все равно
на какие-то там абажуры,
на обложки блокнотов и книг,
на обивку диванов и кресел...
Будет шубе плохой воротник,
а мундир - несановен и тесен...

В общем, так себе шкура, пустяк -
без искры, без отлива, без лоска...
Только мне без нее - ну, никак,
хоть не слишком удобная в носке.
Продырявлена пулями лет,
поизъедена молью традиций,
и потертостей видимый след,
как последствия глупых амбиций.

Не...