Глухие

Сгорают сны, как свечи, на рассвете,
Их в пропасть дня легко уносит ветер,
А там они становятся стихами.
И остаются в этой бездне с нами.

Мы ждем зарю, как ждут порой ненастья,
И все-таки и в этот час мы счастье
Оставим где-то и опять крылаты.
Стихи мои – за сны мои расплата.

И пусть их снова мир такими видит,
И пусть меня любя, возненавидят,
Я украшать их, милый мой не стану,
Они со мною до другого стана

Дотянутся, когда ты нас покинешь,
Стихи мои в них сразу старт и финиш...

Намотал на ус Иаков - ложь, враньё, а с ними лень
Заведут тебя, однако, в край, где ягель жрёт олень,
Там полгода длится полночь, умный чукча нерпу бьёт,
А не чукча Абрамович всех евреев в гости ждёт.

Встал, пошёл искать невесту, куда кроки дал отец,
И пришёл в такое место, где паслись стада овец.
Шёл по азимуту точно. Путь на северо-восток
Он держал и днём, и ночью - не кончается песок.

Пересохшие истоки, не дошёл сын до Оби,
И не всё, что на востоке, называется Сибирь.
Было там...

За бедных левитов замолвите слова,
В раздаче землице они не у дел
Из прочих братьёв. Как сказал Иегова,
Левитам Своим Сам Он будет удел.

Носителям правды, столпам мирозданья
Духовною пищей кормиться с небес,
Но это не значит, что за подаяньем
На старости лет обращаться в Собес.

Житейским разборкам жрецы неподсудны.
На сане священников Божья печать,
От жертв приношений, обильных и скудных
Всегда для левитов положена часть.

«Плечо от овцы и вола, ливер, челюсть,
От хлеба...

Пришел в себя уже в палате, в глазах круги, катетер в вене
И персонажи в белом платье всё время двигались по «сцене».
А утром врач, по виду Главный, читал вердикт на редкость строгий,
Инфаркт обширный, трансмуральный, просите милости у Бога!»
Боль через сутки отпустила, незря муштруют эскулапов,
Душа общения просила, срывая с ртов беззвучных кляпы.
А их в палате было двое, как повезло его соседу!
Он у окна – оно живое, наверно с ним ведёт беседу!?
Его спросил, узнал про волю...

Любовь и дружба, как прекрасно звучат слова на первый взгяд,
Но заблуждения опасны, уроки жизни нам твердят,
Во всех эмоциях заложен их антипод-противовес,
Баланс душевный очень сложен, судьба - под властию небес...

Нам не дано предвидеть точно когда и как, и кто, и где
Нас повстречает внеурочно, в угоду ветренной судьбе,
В водоворот страстей нас втянет, желаний сотни возмутит,
Как гром средь ясна неба грянет, зарницей яркой осветив.

Ты потерял ориентиры, она одна перед тобой,
И к...

На краю глухого грома
Лес к дождю прибит стамеской
Ярких молний и озвучен
- Капля в лист - аплодисмент.
Поискав грозе созвучий,
Вставил строчку в неизвестность.
Постоял, а нету чека
- В автомате нету лент.

Экономики причины
Неразменною монетой
Над вершинами тумана
День печально отгорал.
Слал свой крик в чужие страны
И другие части света
Над вершинами деревьев
Сентябреющий марал.

Выстрел в голову – не эстетично.
Может лучше всё-таки ядом? –
Дело выбора. Мне же вот лично
Просто нужно, чтоб кто-то рядом.

Да не кто-нибудь, друг благородный.
Может всё же взять в дом щеночка?..
Пусть облезлый и пусть беспородный,
Да, как я, беглец-одиночка.

В петлю голову – грубо, банально.
Да на кой этот бред хрипучий?...
Ведь до сцены трагично-финальной
Ещё будет сюжет закручен.

В телефоне по-прежнему глухо
Недоступностью абонента.
Только тычет щенок носом в ухо,
И так...

«Мы слишком разные» - диагноз этих дней,
Болезнь эпохи ли? в обличии старухи –
Седой разлучницы с манерами от шлюхи,
Чей облик кажется от горечи светлей.

«Мы слишком разные» - диагноз этих дней,
Всё чаще слышимый заместо оплеухи…
«Мы слишком разные»… и даже потаскухи
Порой нам кажутся чуть, малость, но родней.

«Мы слишком разные» - диагноз наших дней…
Не потому ли мы, не оттого ль мы глухи,
Что в этой комнате всё чаще ходят слухи,
А боль и радость, знаешь, выискать трудней?

Все левитации мгновенны,
Туги, телесны, коровенны,
Пока не жжет гиперболоид
Не ждет с катаной монголоид
Покуда не прижат ты к стенке,
Забыв знакомые коленки,
Пока Вселенною не мучим,
Ты не найдешь Иных созвучий.

Но коль как воин спишь с катаной,
Как депутаты спят с путаной,
В глухой ночи, синхронно, разом
Стучишься в небо третим глазом,
То позабудешь про зевоту,
Наверх откроются ворота,
Поймешь, что был когда-то пташкой,
Как мастер Йода - Чебурашкой.

С утра пегасило. И сумрак музоватый.
Решив задвинуть парочку поэз,
Взяв облака, придумал рифму - вата,
Но дед Герасим вскинул свой обрез.
Колхозный сторож не любил по жизни
Все тех, чей голос глух, и потому
Пророка больше нет в родной отчизне
И некому поплакать над Муму.
Муму опять который раз утонет.
Все по вине писавших не о том.
И череп Йорика кусает подоконник,
Желая вымолвить своим щербатым ртом.