Глубокий

Звучит красноречивое молчанье
В глубокой предрассветной тишине...
НапОен лес густой кисельной ранью,
Слетевший лист уснул на старом пне,
И небо, в дымке, до пределов серой…
Всё замерло… лишь кисть - перед холстом…
Коснёшься цветом, скроются химеры,
Сгорев в луче червонно-золотом…

Все работы ему по плечу, не мечтает о жизни иной,
Но пришел и поведал врачу: «Дома что-то неладно с женой!»
«На уборочной днями кручусь, по ночам стерегу урожай,
А в глазах её слёзы и грусть, хоть за клоуном в цирк снаряжай!»
«То истерик крутая волна, то обид нестихающий дождь,
Что же хочет от мужа она? Этих баб никогда не поймешь!»
Врач в раздумии темя чесал: « А с интимною близостью как?
Что совсем? Исполнять перестал?! Ну, ты парень, на шутки мастак!»
«У тебя же бывает обед, до угодий...

Не смотри мне в глаза,
Не надо...
Не увидишь ты в них тепла,
Не заметишь ты в них радость,
И печаль не выдаст меня...

Где-то там глубоко в сердце,
Затаила саму себя.
Не пытайся найти той дверцы -
Не найдёшь от неё ключа.

Не смотри мне в глаза, умоляю...
Что найти ты пытаешься в них?
Лишь холодный блеск да раскаяние,
Что толкает писать этот стих.

Не пугайся холодного взгляда -
Он остыл - всё к тому и шло.
Унёс ветер прежнюю радость
И за ней всё бесследно ушло.

Я устала...

Проснулся, дождь стучит в окно,
И почему-то стало горько на душе,
Наверное, там где-то глубоко,
Сидит, молчит и не избавиться уже.
Период этот нужно пережить,
Подальше спрятать грусть в себе,
И продолжать надеется и жить.
Признаюсь, пустота сейчас во мне,
И от того пишу быть может часто,
Во время тренировок... и везде,
А впрочем, думаю, что не напрасно!
Ведь это нужно только мне...

Ну, что за грусть? Откуда навалилась
И захлестнула просто с головой…
Зачем мне на ночь глядя эта милость?..
Как тень, как продолженье за спиной
Обрубков крыльев. Снова кровоточат.
Опять вечерний приступ странно жгуч.
Пойду, проверю окна. Вдруг морочит,
Сквозь штору просочившись, лунный луч.

***
Мне бы радостью светлой
сиять,
Так приятно теплом
поделиться…
Только где же, родимую,
взять?..
Если даже ночами
не снится…
Где-то спрятала так
глубоко,
Где-то так уж прилежно...

Жил да был настоящий мужчина,
Даму сердца искал он по свету,
Время шло, и слабела пружина,
Званых много, а избранной нету
Ну а рядом, в соседнем квартале,
Настоящая женщина жила,
С Мандельштамом года коротала
И с Ахматовой Анной дружила.
И по яркому парку гуляя,
Может даже плечами касались,
Связи той продолженья желая,
Иногда языками цеплялись.
Говорили: «Какая погода!
Покрова нам её подсказали!»
Про царя и терпенье народа,
И явленье Христа у Рязани.
Был он ей глубоко симпатичен...

Кружит октябрь над крышей дикой птицей,
курлычет, ставит стаи на крыло.
И пахнет ветер лавром и корицей,
и в сонной роще тихо и светло.
Листва горит, и жухнет, и темнеет,
но не дают тепла её костры,
а сумерки всё гуще, всё длиннее…
Мы с ней похожи, словно две сестры -
скупого жеста тихая усталость,
зелёных глаз глубокая печаль,
и листопада красота и жалость,
и увяданья горькая печать.
Моя сестра - божественная осень,
я отражаюсь у неё в глазах,
мы с ней любовь в иззябшем сердце...

Заглянуть бы дальше.
Да некуда.
Только изморозь едкая
рабочего стола с иконками.
А, может, есть куда там?

Троллейбусным маршрутом
завсегдатаем
уедешь ль далеко?

А было ведь легко,
надежно, откровенно…
но эти стены,
в них копоть глубоко
уж въелась разговорами,
скупыми до души.

Заглянуть бы через жизнь.

Апостол, расскажи,
как там у вас,
и стоит ли спешить?
Что ждет на переправе
призрачной реки.
Забыл спросить о главном,
как там старики?
Все видят, говорят,
и шепчут...

Нет тебя. И холодно и муторно.
Горечь к горлу и комком стоит.
Сколько чувств изгажено/растоптано
Об мучительный расколотый гранит.

Нет тебя. Мороз сквозь тело
Вымораживает больно душу.
Я к тебе свинцово прикипела
Отпускаю сердце на наружу.

Нет тебя. Болею суицидом
По карнизам плавно словно кошка.
И где-то глубоко - ты грешным идолом…
Становишься как доза /дегтя ложка.

Нет тебя. Не будет. Не возможно,..
Не собрать разбитые мечты.
И всё, чем грезила предурочная кошка….
Ей бы...

Победы великого война и простого невежды
Вся раса ждала, ослепляла к нему сопричастность,
Но не дождалась, и вновь самой кроткой и нежной
Забылась во сне, улыбаясь сквозь слезы, гуманность.

Лонгина копье расцвело в тишине на рассвете,
Ему все простилось: убийство, и боль, и страданье,
А рядом сидят Им любимые мудрые дети,
Застыв от испуга в глубоком немом созерцанье.

Плевелы растут, наливаясь, и в мирном покое, –
Опять избирательность тел, без анализа духа, –
Напрасно всем дарит...