Глаза

Я в глаза целовал Весну...
Странные и хмельные инициалы её судьбы.
Кааба взгляда, аравийский запах волос...
Это влажное «ты»... Я губами шепчу огонь.
Оставайся на губах и ладонях моих женскою правотой.
Говоря, говори ладоням - "ты мой".

Я так давно не говорил тебе дрожью чернил
Таких живых и бренных, черных и красных чернил...
Пыл словаря... Воздух разлитый,
Золотое отчаянье льва - молитвы...
О, как пахла ты теснотой.
Моё счастье острей, чем вдох...
Хрупкая кожа ночей... Я с тобой...

* * *

Древний смысл в глазах светился...
И лицо...
Я когда-то это видел,
но когда?
Зе-лень улиц расступилась
и кольцо
в старом парке уплывало из-под ног.

А... я брёл твоей дорогой
в никуда,
Мои ноги
уходили в никуда.
И какая-то тревога в облаках –
– Знаешь, знаешь?
– «Знаю» –
– Веришь? –
– Это знак...

А в ма-шинных номерах
всё шесть-шесть-шесть...
Это знак
для уходящих из тоски –
– Знаешь?
– «Знаю» –
– В этом знаке что-то есть –
Это дети, не нашедшие реки...

Зачем опять, кидаемся раскатами,
зачем опять, все менее нужна,
зовет меня философскими адресатами
псаломских закаулков тишина?

И зова взлет пассивный
в ночи к простым пустякам,
как издавна, о холод не людимый,
прикован к городским особнякам.

И вербочки неслышно гнутся,
да кружится неведома печаль:
унылое и мимолетное безрасудство, самовлюбленности алая печать.

Затем. Затем торопимся мы выпить.
Затем что это рупор известный,
затем что наши головы кружит
рогатый век...

Отражает взгляд
Гладь мёртвого озера.
Зеркальный покой.

Вера, жизнь и смерть.
Идеальные грани.
Яркие звёзды.

А у тебя глаза — усталые,
В них о своём — мысли.
Тебе дать смог — мало я,
Прости так — вышло.

А у меня жизнь странная,
Я где-то есть подлинно.
Там где проявлен, явно я,
Там где моя Родина.

Я не пришёл к срокам
Но ты меня ждёшь.
И обо мне — с Богом
Хваля меня, Ему — врёшь.

Звездою ночь — манит,
А я стихом грежу.
Он в сон путём станет,
Но я и в нём — грешен.

А у тебя в глазах — усталость,
В них о своём — мысли.
Душа во мне сжалась,
Я здесь не свой — пришлый...

Кому чужая боль нужна:
Да никому, да никому.
На части сердце рвёт она,
Мне одному, мне одному.

Но я в себе смогу её,
Укрыть от всех, укрыть от всех.
Пусть полон ею да краёв,
Звучит мой смех, звучит мой смех.

Ну а печаль в глазах на дне,
Им не видна, им не видна.
Она моя и только мне,
Она дана, она дана.

В ночной тиши мои шаги,
Звучат как гром, звучат как гром.
Друг лживый хуже чем враги,
В нём зла не ждём, в нём зла не ждём.

Чужую боль не ощутят,
Живя своей, живя своей...

***
Слепота, а ведь глаза есть и у сердца
(пусть нельзя сказать
того же об уме),

меж людьми возможна к Свету.
Хотя, впрочем, что ещё страшней,
встречается и к тьме.


***
Пожалуй, в надлежащей мере
и сегодняшняя жизнь
освещена, согрета может быть лишь той –

о счастье будущего светлой, вдохновенной
и в сердцах людских
вовек не умирающей Мечтой!


***
Как видно, такова уж жизнь:
желанный столь, бывает краток в ней покой,
но нескончаема борьба,

лишь там, где почва
под...

Облокотившись на руку, она
Скользнула бегло отрешённым взглядом,
Потом забыла тех, кто был с ней рядом,
И встретила отчаянье одна.

Шумел, как рой, разбуженный вокзал.
Сновали люди, уносили грузы...
Царило безразличье, лишь у музы
Слезами затуманились глаза.

Не раба — свободного поклон,
Полон уважения.
Помоги, сдержать мне Боже стон,
Горького мгновения.

Как с похмелья, в горле сухо,
Но не пил дурман вина.
Дай мне Боже силу духа,
Мне сейчас, она нужна.

Ведёт гибкость в бесхребетность,
Жёсткость в ломкость и как быть?
Впереди тьма-неизвестность,
В ней легко душой остыть.

Ни молитв, ни сквернословью,
Словам мир не изменить.
И то радостью, то болью,
В нём как прежде будут жить.

Посмотрю в глаза иконе,
Помоги Бог — я ослаб...