Где моё тело

Душа романтики желала,
А тело, сытости с теплом.
Но мысль, обоим им мешала,
Изъяны видя, в том и в том.

Посмотрит горе исподлобья,
Душевной радости вослед.
И словно камень плит надгробья,
Над ней предчувствие злых бед.

Без соли будет пища пресной,
Пересолённая — горчить.
Печальней самой грустной песни,
Жизнь и без горя может быть.

Когда путь жизни лёг вдоль края,
Бездонной ямы нищеты.
Когда вокруг земля чужая,
Нет места в сердце для мечты.

Душа романтики желала,
А тело...

Все кричат о своём,
Накипевшем, больном.
Сдвинет всё болью ран,
На второй, задний план.

Когда рвёт боль сердцА,
Мы молитвой Творца,
Просим в нас помочь им,
Клянясь духом святым.

Болью бОльшей живём,
Забывая при том,
Что и малой бедой,
Может сбить мир Земной.

Ближе тело своё,
И его бытиё.
Ведь его воз забот,
Это тело везёт.

И так было всегда,
Всем, своя боль — беда.
И кричит всяк о том,
Что в нём боли огнём...
Марковцев Ю.

Загнано тело,
Сил не осталось.
Из души квело,
Смотрит в ум вялость.

Мысли мыслишками,
Мелкими стали.
Видеть не слишком я,
Начал детали.

Стал не пугливым,
Но осторожным.
Стал лишь по силам,
Риск звать возможным.

Рад бы быть прежним,
Но мир не тот.
И во мне реже,
Сердце в нём бьёт.

Сил не осталось,
Время их съело.
В мыслях усталость,
Загнано тело...
Марковцев Ю.

По дальним дорогам,
На быстрых ногах.
Мы шли, душой с Богом,
Не ведая страх.

Сквозь время с пространством,
К великим нам целям.
Мы гнались за счастьем,
Не веря потерям.

Но бренное тело,
Всё больше с годами.
Став взрослым, старело,
Слабея ногами.

За юностью зрелость,
Живая плоть тленна.
И плод прожив спелость,
Сгниёт непременно.

И дальней дороги,
Пыль памятью стала.
Не те уже ноги,
А тело — устало...
Марковцев Ю.

Снег-снежок, метелица,
Ветер-ветерок.
Не мычит, не телится,
Миленький дружок.

Ходит-бродит рядом,
И молчит опять.
Раздевает взглядом,
Нет, чтобы обнять.

Дева вся в томлении,
Он же идиот,
Потный от стеснения,
Глупости несёт.

Надо ж, уродится,
Вот таким глупцом,
Робким как девица,
Мямлей-бугаём.

Буря — метель стелется,
Во поле снежок.
Не мычит, не телится,
Миленький дружок.
Марковцев Ю.

Где мне место на празднике этом?
Может где то во мхах пушистых.
Может быть под еловыми лапами
Или листьях опавших душистых?

Где мне место и праздник ли это,
Если тело леса раздето?
Может это ко сну отхождение
Или вновь опять заблуждение?

Пусть всё будет по правилам Божьим
Пусть всё празднует праздники света.
Где ж мне место? душа вопрошает,
Когда тело леса раздето.

Заболит опять спина,
Вслед за ней болит колено.
Боли тела жизнь полна,
Колет ею в висок вена.

Болью нас предупреждают,
О проблемах в них тела.
Она иглы в них вонзает,
Или пилит как пила.

Всё в чём мы не знаем меры,
Часто может болью стать.
Если нет в уме к ней веры,
Она может жизнь забрать.

Много в жизни удовольствий,
Но за всё предъявят счёт.
И погрязшему в обжорстве,
Лишний вес болезни шлёт.

Но во всём есть смысл и боли,
Не напрасно жизнь полна.
Ведь когда боль...

Наколками истыканное тело,
Убогое пристанище души.
Которая, как видно, не сумела,
К свободе это тело дотащить.

И вот, городит изгородь рисунков,
Возвысится желая над толпой.
В итоге превращает свою шкурку
В холст расписной, а к старости кривой.

Себя желая выказать дороже,
Он алчностью на этом очумлён.
Не благо тем неся, а горе коже,
Тавром, как скот, теперь вот, заклеймён.

Запнусь о миг и в неизвестность,
На веки, навсегда, с концом.
Уйду сквозь время в Бесконечность,
Душ неприкаянных путём.

Уйду душой из плоти тела,
Из быта мелочных забот.
Там лишь во сне душой умел я,
Познать свободу и полёт.

Там даже лучшие герои,
Служили подвигом деньгам.
По дулом мир свободы строил,
Народ простой богатым там.

Но и с деньгами тел оковы,
Там знали души богачей.
И там лишь эхом Бога Слово,
Став, отражалось от людей.

И лучше тайны неизвестность,
Где стать...

Вкус измены – на языке,
В самоубийственном порыве
Слюной, писАвши на листе,
Вещает в шоковом режиме:
«Всё хорошо и будет лучше –
Плоти в замкнутом пространстве,
Коли рвением своим в тепле –
Бьёт тебя в грехополоводной тине…».