Гарыныч-ветер-1822

Огонь горит во тьме ночной.
Играя плавно языками
Безудержно гордясь собой/
Он, как цветочек с лепестками.

Смиренным может быть он тихим,
Бывает , злым, как великан.
То ласково пускает блики,
То жжет все до кровавых ран.

Ветра, все им повелевают,
Стремясь, его направить пламя.
Словно родители ругают.
Когда он жаром воздух плавит.

Покорный он перед ветрами.
Ослушаться не в чем не смеет.
Сверкая тихо языками
Ночной пейзаж зимою греет.

Он этой ночью ураганил сильно.
Сорвал две крыши, вырвал с корнем сливу…
К утру утихомирился… Умильно
Стоит и отдувается стыдливо.
……………

Стыдливость ветру юному к лицу -
Озорничать не станет три недели.
Тихонько в марте подпоёт скворцу,
Вновь разбуянится в конце апреля,

Играя с незнакомкою грозой,
Со свистом, в догонялки и пятнашки.
И обернутся игрища бузой,
Неугомонным ураганом страшным.

Но, устыдившись принесённых бед,
Опять утихнет, пламенно краснея.
И примет послушания...

Разгадывая тайны прошлого,
Спешу дыханьем ветра насладиться.
Борьба с обледенением души...

Мне приснился сон ужасный
С криком я в душе проснулся
Снилось мне ,что в нашей хате
Снова немец объявился
Со своей кривой улыбкой
Весь блестящий как с витрины
Он из тех ,что в ,,сорок пятом,,
До конца не всех добили

Что им надо, этим гадам
Что в живых ещё поныне
Ленинградскую блокаду
Иль святой огнь Хатыни
Чтоб им вновь смотреть с любовью
Как беременные бабы
В плаче обливаясь кровью
Их за сапоги хватали

Что бы вновь татуировки
Украшали сумки шлюх
Что лежат в перинах...

Дорога дальняя в надмирную обитель…
Не кроет сумраком манящий маячок.
Как всё заброшено кругом – вы поглядите –
Руины больше не расскажут ни о чём.
А было… бреда, сколько бреда прежде было!
Но, впрочем, прежнее лелеют и теперь,
Когда и след уже волной строптивой смыло –
Волна, накатывая, гонит вас за дверь!
И о себе я изживу воспоминанья,
Ступив на эту просветлённую тропу…
Что наша жизнь? – вопрос, не стоящий признанья
Считаться ныне всё оставленным в долгу…
Нет, без ответа не...

Рассыпались звёзды по небу.
Тиха новогодняя ночь.
Я с блёстками платье надену,
Снежок обещал мне помочь.

Снежинки коснутся тихонько
Всех веток моих, до одной.
А ветер развеет легонько
Алмазную пыль надо мной.

Шепнёт мне:
- Ты просто чудесна!
Но помню тебя я весной…
В цветах белоснежных прелестна,
Лишь нежность сравнится с тобой.

- Чарующим облаком белым
Покроются ветви твои.
Любви расширяя пределы
Ты манишь в объятья свои.

- И юности...

Прости, старик, я снова не успел,
Я никуда теперь не успеваю.
Случайных дел почти не забываю,
Совсем никчемных торопливых дел.
Мы в этой жизни только раз живём,
Но только раз из жизни и уходим.
При скверной или солнечной погоде
Всевышним уготованным нам днём.
И только запоздалое: - Прости!
И выдох сыновей: - Ещё мы живы!
Все истины мирские нынче лживы,
Апрельская земля дрожит в горсти.
Она ещё накроет столько тел.
Извечно так и было, и пребудет.
Я успевал и в праздники, и в будни...

Победный помню сорок пятый,
Последний бой, Рейхстаг в дыму.
Разгромлен супостат проклятый,
Всё вижу, будто наяву.

Уже и нет в руках той силы,
Когда сжимал я автомат.
Подать рукой уж до могилы,
И жизни близится закат.

Но в день Победы соберусь,
Надену китель, ордена.
Салюта вечером дождусь
И чарку пригублю до дна.

Тех помяну, с кем воевал,
Кого уж нету на земле.
С кем я фашистов добивал,
Чтоб воцарился мир в стране.

Серый ветер вдали, мокрый снег на висках,
мёртвый свет под свинцовым куполом неба,
беспокойное солнце скользит, как лиса
между глиной осин и берёзовым мелом.

Здесь тебе остаётся всего пара строк
в чёрно-белой февральской тоске бездорожья,
их допишет закат сквозь растаявший смог,
и холодная ночь тишину подытожит.

Весенний ветер, как ребёнок,
Стучится в окна со двора.
Твой стан, объятый негой*, тонок,
В плену томительном с утра.

Ты смотришь, как бледнеют звёзды,
В полураскрытое окно.
И всё: улыбка твоя, воздух –
Пьянит, как крепкое вино.

*Нега - нежность