Галереи

.
.
Небесный воин смотрит грозно.

Стекла, металла крепок стан.

Вперёд, сквозь бури, войны, грозы!

Зовёт могучий Божий храм.

Лафет (*) пропитан потом, кровью,

Скреплён историей, судьбой

Викторий, бед, сияньем, болью

И мужеством, сердец мольбой.

Икона дома русской рати –

Нерукотворный Спас – хранит

Отчизну, войско, память, братьев.

Навечно символом скрепил

Наследие, отвагу, славу,

Надежду, Веру, Дух побед.

Отчизны храм военный главный

Хранит...

Когда-то в детстве я прочитал книгу о морских сражениях прошлого и в ней описывалась судьба галерных рабов, прикованых цепями к своим местам и идущим на дно вместе с галерой в случае поражения. Им во время боя затыкали рты деревянными пробками, для того, чтобы команда во время боя не слышала их стонов. Эта жуткая деталь минувших дней тогда очень сильно поразила меня, а сейчас появился этот стих.

Мы прикованы к вёслам галеры,
И свобода для нас лишь одно:
Бой, в котором орудий залп верный...

Острая, пронизывающая боль, боль красоты
постдождливого воздуха вечера.
Бронзовая тишина, напоённая
буколиками сновидений.
Тени ночных галер-галерей под тонким слом
воскового лица луны.
Чёрно-ванадиевое варьете, словно взвар взморья.
Вольфрамовый отблеск волн, втихомолку крадущийся
в гипноз глаз гурмана.
Былинка света, будто булат на старом валежнике.
Под власяницей лесной волынки –
вермут вольнолюбивого сердца.
Вискоза травы в воздухоплаванье лёгких.
Млечный вольтаж призрака...

Я люблю акварельных женщин,
Что как будто сбежали с бумаги,
А бумага висит в галерее,
Вспоминая о женской отваге.

И люблю я написанных маслом,
Со следами от кисти волшебной,
И давно мне торжественно ясно,
Что люблю их и без отношений.

Я люблю их, как в детстве любил я
Очень марки, открытки и фантики
С самолетами, автомобилями
И со снимками Крыма и Арктики.

Адвент, наконец-то, кончается.
Осталось четыре часа,
а там, за окном начинаются
серебряные чудеса.

Серебряный иней искрится,
как отблеск от стен галерей.
Сквозь кружево веток струится
серебряный свет фонарей.

Похожий на звон колокольный,
трамвайный заливистый смех
звучит широко и привольно.
Повсюду серебряный снег.
Повсюду, повсюду, повсюду,
повсюду одно волшебство.
Грядет величайшее чудо –
серебряное Рождество.

Вот-вот Млечный путь закачается,
совсем как серебряный мост...

Скажи мне друг, ты любишь осень?
Когда под крышею небес
Тебе про что-то шепчет дождик,
А внутреннее «Я» подсказывает – в лес…
Туда, где можно тихо раствориться,
И затаив дыханье слушать старый дуб.
Вдыхать сырой, но очень нежный воздух,
И быть самим собой, забыть, что люди долго не живут.

***
И я пытался, но не смог,
Не смог убить в себе реальную картину,
Реальную, как сон, и добрую, как бес,
Где краски – мы, а весь сюжет рисуется судьбой.
Вот так, по галерее жизни, как турист...

Из глины в глину - путь неверен.
Вернуться в небо должно нам.
Но
Грёб годами сквозь туман
Рабом, прикованным к галере.

Объеден завистью чужой,
Обглодан жадными глазами,
Бежать пытаюсь небесами
Своей уставшею душой.

Своей сумой, своей тюрьмою
Десятки лет отяготясь,
Ищу -
Для всех,кто плыл со мною -
С Христом утраченную связь.

Адвент наконец-то кончается.
Осталось четыре часа,
а там, за окном начинаются
серебряные чудеса.

Серебряный иней искрится,
как отблеск от стен галерей.
Сквозь кружево веток струится
серебряный свет фонарей.

Похожий на звон колокольный,
трамвайный заливистый смех
звучит широко и привольно.
Повсюду серебряный снег.
Повсюду, повсюду, повсюду,
повсюду одно волшебство.
Грядет величайшее чудо –
серебряное Рождество.

Вот-вот Млечный путь закачается,
совсем как серебряный мост,
и...

Было всё - как в сказке: башни над заливом,
Вежливый дворецкий, чёрный "Кадиллак"...
Твой телохранитель - забавлялся пивом,
Дирижёр шампанским залил белый фрак.

Под ногами плакали стёртые ступени,
Вздрагивали нервно шторы у окна,
Ты, войдя в часовню, пала на колени;
Как всегда задумчива, как всегда бледна.

Виски и духами, уходящим летом
Веяло от платья, пахло от плаща,
Медное распятье тускло-жёлтым светом,
Освещала тонкая, длинная свеча.

Слёзы и молитвы, просьбы и...

Гулко в сердце звучит пустота.
Очень громко и так непривычно.
Неземная твоя красота
Оказалась подделкой обычной.

И никак не пойму до сих пор:
Кто ошибся в оценке шедевра?
Иль эксперта прокуренный взор,
Иль купца полоснуло по нервам?..

Но подделки не долго живут,
И коль скоро обман раскрывают,
Их в утиль беспощадно сдают,
Иль на свалке истлеть оставляют.

Может, мимо художник пройдет,
Взгляд прищурит и станет добрее,
Приглядится и горько вздохнет:
«А, ведь, мог бы висеть...