Фунт лиха

Порою снится, что попало,
И сон не вспомнишь утром свой.
Проснешься, миг, и все пропало,
Как будто скошено косой.

Но этот сон, как из металла,
Что верной выкован рукой.
Однажды, сбросив одеяло,
Я встал с постели сам не свой...

Меня машина лихо мчала.
Москва ночная предо мной,
Как дева юная блистала
В огнях рекламы световой

От Белорусского вокзала
К Кремлю я ехал по прямой:
Увиденное поражало
Cвоею дивной красотой.

И, вдруг, машина резко встала,
Как вкопанная, на Тверской...

Не просите меня, не просите,
Быть удачливым, модным, лихим.
Грязным словом меня не браните.
Ко всему я останусь глухим.

Не к лицу будет мне бравада
И бомонда ленивая спесь.
Но, горшком не зовите, не надо,
Не согласен я в печку лезть.

Никогда мне не стать бизнесменом,
Мерседес черный мне не водить.
Не пришлось стать большим спортсменом.
И поэтом, похоже, не быть.

Подожду до первого мая,
Положась на благую весть,
Отдохну и душой оттаю.
И, останусь таким, как есть.

Ночь – тихий доктор слуха.
На небе рог луны повис.
Почти готов мой экзерсис.
Казалось бы, уж катит пруха.

Нормальное выходит стихо.
Но, тут на морду села муха.
Ее хотел поймать я лихо,
Мне, дураку, хватило духу.

И со всей дури я, – О! Боже,
Ладонью звезданул по роже.
А муха, с чистою душою,
Кружит над пудингом с лапшою.

И сколь за ней я не гонялся
По кухне. Сильно замахался.
Устав, присел, сказавши «Ух!».
Да ну их к черту этих мух.

Как заводной, стирая лица, памятные трели
Орешников дневные переходы
Раскаты грома вешнего, ручейного туманы
Потёртые оранжевым, пустые караваны
Вид резвых лошадей на пастбище отца
Ту верность, что мы с детства воспитали
Задуманную просто, как игра
Укатана асфальтом та пора
Мы дымом распахали небеса
Таская горести по ним, как кошек и собак
Все серой краской запаслись и кисти в руки взяли
И Малярами дружно называться стали
Ключи вдруг повернулись во дверях
Устал мой пёс, свернулся...

Мой друг недолго был в гостях.
День, два и три, и снова гарь разлуки.
Я у костра стихом беремен, на сносях.
Спонтанны роды – стих не по науке.

Все вроде лад, жизнь катит неспехОм,
Но знаешь, Жорик, стало жить мне скучно.
Порой лишь душу отведешь стихом,
Легчает - словно солнце из-за тучи.

Надеть тельняшку и уйти в моря.
Как в юности. Ты помнишь, как всё было?
Шторма, просторы – вот, где жизнь не зря,
Уж там рутине места нет постылой.

Как парус, душу развернуть под шквал...

Свежеет... Ветер в парус. Добавляя горечи,
слеза упала на язык, иль из волны моская соль?
Плевать на все морским богам, не зная горя чьи,
гонцы бегут к брегам, где ждет меня в слезах моя Ассоль.

Изодраны в лохмотья паруса и тянется
Рукою шкипер, из петли на рее,- указать нам путь.
Штурвал вращая, босоногий юнга пялится
своей судьбине в пасть... увы, ему уже не отвернуть.

Дырявые ботфорты липкой кровью залиты,
как одиноко из груди торчит кинжала рукоять.
Да, он был прав - она...

Когда-нибудь я успокоюсь
Прожив последний трудный день.
Мне смерть глаза мои закроет,
С лица сойдёт заботы тень

Я ухожу спокойно, тихо,
Никто не знает, что в душе
Моей творилось. Было лихо,
Но превозмог я всё уже

И я любил, меня любили,
Я никого не предавал,
Но с дней тех давних и поныне,
Вам нужным быть я так устал!

Вы, как всегда, меня забыли
На общий праздник пригласить.
В разгар веселья станет грустно,
Вы вдруг увидите, что пусто
То место, где я должен быть

Простите...

По Москве вечерние прогулки...
Величие волшебного Кремля...
Звук каблуков, стучащих в шуме гулко...
Автомобильная дорожная петля...

Два берега, соединённые мостом...
"Новослободской" сказочные витражи,
И неработающий светофор перед мостом -
Притормозят мои лихие виражи.

Вечерние огни зажжённых окон
Мне освещают путь в ночной тиши -
Забиться поскорей в мой тёплый кокон...
Мой Господи, сомненья разреши.

В селе Яблонька на взгорье
Парень жил, звали Григорий.
Чудаком там слыл известным,
Славным был он, интересным.
Его дружбой дорожили:
Горе, радость с ним делили.
Для всех он подход имел,
Тайной Жизни Григ владел.
Григом-люди называли.
А зверушки понимали,
Им он тоже свой по крови:
Скольких вылечил от хвори,
А от пуль и стрел он спас?
Всю жизнь помнит это барс.
В благодарность, он дал Григу
Хлеба тёмную ковригу:
«Хочешь барса жизнь вкусить?
Стоит только откусить,
От ковриги лишь...

Над океаном плыл рассвет.
Светлело небо, голубея.
Фелюга* шла к Бермудам, нет
Таинственней загадки, злее.

Проникнув в эпицентр Бермуд,
мы видим розу из тумана.
В ней тени кораблей плывут,
"Мэри Селест" без капитана.

Ворота в рай иль ад, не знаем,
но мы войдем туда сейчас.
Сиянье ширится, сгораем...
Не поминайте лихом нас.