Фонарь скрипит

Апрельское солнце, взойдя из-за моря,
Сияет венцом первоцветных лучей,
Играет в мерцающем водном узоре,
Причудливым танцем огня и теней.

Несмелые парочки бродят по пляжу,
Черпая в ботинки прозрачный песок.
Резвится на воле в весёлом кураже
Большой сенбернар, словно глупый щенок.

С задумчивым скрипом проснулись качели,
Скамейки расправили спинки дугой;
Просторное небо дохнуло апрелем,
Прохладой и морем, весенней мечтой.

Причешут всех шуточки бриза иначе,
Сдувая холодные зимние...

Кристалл распался. Бархатная пыль
Покрыла грудь фарфоровой Венеры.
Дрожащий рот, слегка кривясь, отпил
Холодный уксус розовой мадеры;

Со скрипом нож пытался превозмочь
Твердыню празднично-усталого рулета;
Текла сквозь выбитые стёкла ведьма-ночь,
Поигрывая тенью амулета;

Стенных ковров орнамент потускнел,
И бой часов блуждал по анфиладе,
Ступени лестницы покоились во сне,
Прижав камин к обугленной прохладе.

Высоких кресел тонкая резьба
Два силуэта скорбных приютила...

Как бледны нашей памяти фрески!
Устремлённые ввысь купола
Наших душ позолотой облезли,
Не слышны больше колокола.
Не гудят, не поют и не плачут.
Храм заброшенный тёмен и пуст.
Только скрип половиц, только хруст
Штукатурки от фресок незрячих.
Молчаливым укором полны,
Чуть видны меж колоннами нефа,
Но упрямо по-прежнему в небо
Светлой памяти обращены.

11.2002

Как-то тихо,
Лишь треск догоревших свечей,
Весь янтарный оплавился воск,
Скрип пера по бумаге:
Ты стал вдруг ничей,
Как-то вдруг отдалился от нас.
В наступающей тьме источился твой свет,
В этой жизни - последний час.
Все закончиться,
Вечность не знает слез,
Лишь слезами стекает из глаз:

Плачут окна террасы в трещинах.
Всхлипы падают с потолка.
У свечи на коленях женщина
Невесома, лицом тонка.

Над свечой, на подставке - зеркало.
Ей, свече до конца лишь час.
За порогом, снаружи померкло все.
И часы проиграли вальс.

Скрипы, шорохи и журчание.
Точат зеркало слезы в лед.
На пороге стоит отчаяние.
Оно тоже кого-то ждет.

Как нож, пытавшийся разрезать
в тарелке жилистое мясо,
так и слова скрипят железом,
когда их смысл совсем не ясен.

Заняться сексом, по - собачьи.
Заняться можно онанизмом.
Любовь - не секс, звучит иначе.
Она в душе, не в организме.

Не торопи. Взойдёт она.
Звезда пленительного счастья.
Ты не дотянешься до дна
её величественной страсти

Любовь сама тобой займётся,
когда получишь божий дар.
А секс для нищих остаётся,
чтобы сливать отстоя пар.

Зима удвоила пургу,
дороги спутала в широком поле.
Назло ей пару рыжих запрягу
и окунусь в безумное раздолье.

Пусть ветер обжигает и мороз,
скрипят полозья деревянных санок.
Я бы весь мир на них с собой увёз
на самый отдалённый полустанок.

Дороги нет, но лошади летят
и гордо заворачивают холки,
и, от порыва, яростно храпят
под весело звенящий колокольчик.

О Любви и о Печали
Ты смогла сказать так смело
От Любви и до Печали -
Все сумела

О Печали и Разлуке
Говорила как-то ночью
О печальности Разлуки -
Точно, точно...

О Разлуке и Надежде
Ты лила святую воду
От Разлуки до Надежды -
Дни и годы

О Надежде и о Вере
Ты качала колыбелью
От Надежды и до Веры -
Скрип за дверью

От земли и аж до неба
Пахнет хлебом на Покрова
От земли до края неба -
Просто слово

Снег пушистый, очень мягкий.
Жаль давить его ногами.
На тропинке скользкий, гладкий
и скрипит под каблуками.

Хочется вернуться в детство.
Насладиться вдоволь чтоб,
нужно врезаться на санках
в здоровеннейший сугроб.

Полежать, раскинув руки,
снегом вытереть лицо,
подтянуть повыше брюки,
как мужик, в конце концов.

Появиться в дом промокшим,
сесть, поесть, упасть в кровать,
а за мокрую одежду,
как всегда, ругает мать.

31.12.02.

Ночная степь и бледная луна.
Кузнечики скрипят без перебоя.
Тревожная вибрирует струна
в душе, давно нуждавшейся в покое.

Она сейчас совсем оголена.
Капризна и слегка спесива.
Я удивился, как она нежна.
На вид здорова и, вполне, красива.

Но почему она так молода?
И понял я, что не стареют души.
Им наплевать на прошлые года.
Они от времени намного лучше.

Вздохнул с зарёю свежий ветерок.
Предупредил, что утро наступает.
Я душу снова спрятал под замок.
Раздетая она меня...