Флейты

На далекой планете пыхтела разумная жизнь.
Для землян не понятна, нелепа, смешна и убога.
А планета вертелась волчком, так, что только держись.
И окрестные жители тоже придумали Бога.

Бог был синего цвета, трехглазым, хвостат и рогат,
Но для них он был всех и красивей и стАтней.
Подставляя вечерним лучам свой малиновый зад,
Делал жизнь на планете для многих светлей и понятней.

Солнце их набухало, грозило навеки, увы,
Превратить тот мирок в неживой колобок пропеченный.
Не помогут...

Бархат сферы, слепое блаженство,
предоткрытие пряности красок
цветов полевых, безмятежность
пути летних трав, солнцепляска
души, новорождающей
танго полета…

Перламутр колец в соке листьев,
монотонная страсть обрести
шелка плен, но пока –
изумрудная пристань,
грести и грести
сонностью мха
в направленье душистых
искробрызжущих крыльев лета…

Кукольный храм, утроба магии
легкой радужной песни,
что вот-вот сорвется ладом
воскресения плоти эфирной,
восхождение к сколу небесному...

Пристегнуть ремни.
Ветер дует с Венеры.
Мандариновый вечер вдохнул в свое тело
любовников дионисийских закатов.
Плотские розы падают алым огнем наготы.
Ветер пляшет в медных палатах
сгустка небес.
Пой, золотая свирель пастуха Эроса,
заливайся, флейта гибнущей
солнечной диадемы,
ночные псы, смыкайте черные челюсти,
звезды, рассыпьтесь постелью.
Мы начинаем путь к истокам рождения
праздника.
Ева, мать грехопадения,
собирай в жемчуга-ожерелья
хороводы сердец…
А на утро, когда...

Вечер спускается горной грядой темноты.
Флейтой осенней сквозняк пробирается в щели.
Хаос души – листопад. В черное тело луны
Мы бросаем надежду – я и ты –
Ты и я – наши холодные руки, наши глаза в
В отражениях луж серебристых.
Мы снова будем ходить под дождем, снова артисты
Пернатые станут нам петь и слеза
Неба алмазом скатится в твою ладонь.
Только не потеряй, только сердце свое береги.
Вечер спускается горной грядой темноты.
В доме горит огонь…

Как светом умывается берез
в июльский полдень память,
и как прозрачная волна
индиговой реки
незримой флейтой дышит,
ей невдомек разлука.

Упала шаль, то ночь и иней черный,
а сон далек, как и твои глаза,
в них отраженье не мое мерцает,
но солнце их зажжет воспоминанье.

Пока мы помним, нет для нас преград,
чтоб чистый голод сердца утолить,
и ночь пройти до ласточки зари.

августа плоть золотая стелется в твоих глазах
снежное пламя волос ловит полночный бриз
с губ осыпается влагой стройных кувшинок цвет
сосен тенистых вязь плечи твои укрывает
южным сапфиром неба льется груди нагота

есть ли мне время и место там где царит весна
там где фиалка заката дышит твоими шагами
в этих полях с хлебами что твоих рук касались
есть ли мне сон хрустальный есть ли крыла созвучье
кто мне даст обещанье

когда в ладони рассвет выльется пылью свинцовой
когда взойдет...

Свет ты мой, белый и ласковый!
Дальний, прерывистый звон!..
Верьте, любимые, в сказки вы,
В теплый предутренний сон!

Море божественной радости
В легком дыханье цветов.
Жизнь мне милее в сто крат, и стих
Новый и добрый готов.

Как хорошо в мире песенном,
Ярче, уютней, теплей!
Только сегодня я весь в ином —
В грустной мелодии флейт.

Ноченька, милая, нежная!
Звездный таинственный свет!
Сон вдохновенный мой свеж, но я —
Старый, ненужный поэт.

Свет ты мой, белый и ласковый...

Крики новорожденного –
это крики чайки.
Глаза новорожденного –
это пение утренних звезд.
Серебристый парус луны
встречает мое дитя,
незримые руки марта
качают его колыбель.
Сердце матери бьется
нежным приливом востока.
В тени смоковниц и кедров
ангел-хранитель флейтой
сладко колышет ветер.

Вновь звучала Небесная Флейта,
Голос тихий ласкал из-за туч,
Славил Вечное, Солнце и лето,
И Божественной Мудрости Луч!
Бездна счастья, тепла и покоя
Спрессовалась в мгновении дня, -
Ощущение было такое,
Что судьба обнимала меня!
По-родительски, нежно и чутко,
Наставленьями дух бередя,
Жизнь с улыбкой любви-незабудки
Обучала земное дитя...

Мне чаша чистого вина всегда желанна,
И стоны нежных флейт я б слушал неустанно.
Когда гончар мой прах преобразит в кувшин,
Пускай наполненным он будет постоянно.