Философская поззия

Здесь память живёт, въедаясь в трухлявые брёвна,
в развилки скрипучих полов, в лязг заштопанной кровли,
здесь память жуёт жвачку потухших бесед,
и ветер стучит мотыльком в расщелины окон,
как ветхое эхо застывших житейских примет.
Здесь Экклезиаста слова в шелка паутины одеты,
и вечная тень тщетно ищет глухого ответа
в останках своих, в костяке разложившейся плоти,
углы обгрызая, страницы скобля чёрным светом,
страницы опавшей листвы и желтушно-осеннего пота.
Здесь пыль – первым снегом...

Я женщина-кошка,...красива,...желанна...
Мужчине не каждому я "по карману".
С намеком лукавства по самому краю
Иду, о себе каждый вздох понимая.

Во взгляде манящем укутана тайна.
Надменно-ленивая необычайно.
Гламурно строптива, в постели порочна...
Наследство такое от предков восточных.

Но если Вы в лапки мои попадете
И буду я нежно царапать животик,
К тому же, на ушко бессвязно мурлыкать
Пока не пойму, что "не вяжете лыка"...

Считайте пропали! Зависли навеки...

Сильно русский зверь в науке приотстал
И царь зверей совсем «устал»...
Упрашивать доказывать зверью
Достойную здесь правоту свою...
Собрал он как-то на совет зверей
И разместил проект друзей...
Прекратить в лесу шакалить
А лучше в науку деньжат добавить...
Выделить здесь четыре с половиной миллиарда рублей
На обучение заграницей богатеньких зверей...
Ну не пошлёшь же зайца аль бурундука
Отправим волчат и шакалят... их видно будет издалека...
Они-то точно кой чему научатся
И в...

Из всех слов, звучащих в спальне, доносящихся с крыльца,
Чаще прочих выступает форма первого лица

В генеральском облаченье. Где она всему оплот,
Я совсем не исключенье, а скорей наоборот.

Излагая вслух сужденье, на бумаге, про себя,
Начинаю предложенье я с заглавной буквы Я.

Там где речь идёт неспешно, обстоятельно вполне,
Мимикрирует успешно я в местоименье мне.

Я и мне – суть, два собрата, по грамматике родня,
Что живут во мне, в парадном представляясь за меня...

Смотри, вот мёртвая природа, nature morte –
мгновеньем стянутая вечность,
искусство, утаенное
в окаменевшей маске атрибутов;
здесь чистота дыхания
и сердца первый выстрел,
немого кадра мраморный покой;
здесь одиночество и место встреч
на гране созерцанья,
где, только и возможно,
быть самим собой.

По растушёвке пепельных волос,
дождливым атмосферным фронтом,
бежит вино любви, заботливо
вскрывая наготу.
Движенья рук стекают змеевидно;
движеньем света налилось,
как струйкой ледяной ручья,
изнеженное тело в облаках.
Мираж питает кровь застывшего зрачка;
и у художника всё тает на холсте,
приобретая форму его рук.
Смыкаясь в точке небылиц и были,
вспорхнув пыльцой, иль снежной пылью, тень
полночного, горящего эскиза
лучится в листья мятых простыней.
Граница светотени...

Взмах крыла бабочки…
Как же это красиво – просто дышать.
Взмах крыла бабочки…
Осень приходит в храм, чтобы поставить свечу.
Взмах крыла бабочки…
Ветер рассказывал притчи осеннему пеплу.
Взмах крыла бабочки…
Сердце сгорело, как песня в устах, как ночь.
Взмах крыла бабочки –
выдох холодной вселенной.
Безумие, ангел мой,
всё лишь – безумие слов…

Он не солгал нам, дух печально-строгий,
Принявший имя утренней звезды,
Когда сказал: "Не бойтесь вышней мзды,
Вкусите плод и будете, как боги".

Для юношей открылись все дороги,
Для старцев - все запретные труды,
Для девушек - янтарные плоды
И белые, как снег, единороги.

Но почему мы клонимся без сил,
Нам кажется, что Кто-то нас забыл,
Нам ясен ужас древнего соблазна,

Когда случайно чья-нибудь рука
Две жёрдочки, две травки, два древка
Соединит на миг крестообразно?


Николай...

Я не печалюсь, что с природы
Покров, её скрывавший, снят,
Что древний лес, седые воды
Не кроют фавнов и наяд.

Не человеческою речью
Гудят пустынные ветра,
И не усталость человечью
Нам возвещают вечера.

Нет, в этих медленных, инертных
Преображеньях естества -
Залог бессмертия для смертных,
Первоначальные слова.

Поэт, лишь ты единый в силе
Постичь ужасный тот язык,
Которым сфинксы говорили
В кругу драконовых владык.

Стань ныне вещью, богом бывши,
И слово веще возгласи...

Ей кажется,
Нет ничего прекраснее рассветов,
Когда лучи ласкают лето,
Когда роса алмазами горит,
И зелень нежностью томит,
Когда она как птица вьется,
Над омутом проблем смеется,
И море по колено ей тогда,
Когда пылает алая заря.

Ей кажется,
Что нет печальнее на свете,
Холодных ливней,
Листьев желтых на земле,
Рассветов в суету одетых,
закатов -
дней летящих катов,
Свинцовых туч,
угрюмо потолком висящих.
Все в черно-белом,
Хэппи-энда в этой жизни нет,
А впереди зима,
А...