Философская поззия

Сушит ветер лужи каруселью,
Его танец не предугадать,
Легкомыслие – не грех – оно спасенье,
Дабы в жизни глубоко не пропадать

Не все могут крест тащить упрямо,
На Голгофу не готовы все взойти.
Кто то бабочкой летит по свету,
Радуя прохожих на пути.

Не сужу да судима буду,
И не меряю под свой шесток.
В мире очень разные есть люди,
И не факт, что мир всегда жесток.

Не остановлю, пусть ввысь летит, сгорая,
От бессмысленной счастливой кутерьмы
Тот, кто мир добрей, наверно...

Осенних листьев ворох - это дар,
Его природа дарит в тишине,
Когда проносятся над нами в вышине
Осколки мыслей и души печаль.

Осенний воздух звонок и пустынн,
Он помогает многое измерить,
Простить, забыть, оставить в пустоте
И жить…Да, просто жить и верить...

Мы верим, что все в жизни неспроста,
Что для чего то так все происходит.
Понять "зачем" нам сразу не дано,
Но это тоже все со временем приходит.

И пусть проносится за птицами во след
Тяжелых мыслей караван усталый,
И...

За окном молчит туман,
Ветка трется о стекло.
Позади - один обман,
Отчего ж в груди тепло?

Сосен аромат
Среди мшистых скал
Удивленно рад,
Что я не устал.
Мой рюкзак летит
В хвойную траву,
Чтоб себя найти,
Небеса зову.

Воин побеждать устал,
Робкая флейта звучит среди скал.

Душа моя как белый лебедь
Над Галактикой сияющей летит
Туда, где никогда я не был,
Где ни кому меня уж не найти.
В холодной каменной пустыне
У костра спина немного стынет.
В далеких смутных городах...

Сознанье в закоулках казематов,
Как птица в клетке, бьётся между стен.
И хочется ругнуться русским матом
В напрасной жажде светлых перемен...

У церкви с перекошенным крестом,
Чернеющим сквозь дыры рваных туч,
Пророческим, всезнающим перстом
Надежды угасал последний луч...

Лишь вороньё, где нет поющих птиц,
Почуяв запах падального пира,
Скопилось у пустующих глазниц
В желании склевать останки мира...

Владимир Зайченко
=================

Путь* первый - к Нему.

Вьётся тропинка светла, зелена и пуста
Путнику всякому рада она.
Не факт, что каждый, кто хочет тропинку найдёт.
Часто случается: то "недолёт", то не- "перелёт".


Путь** второй - от Него.

Широкой дорогой, проспектом, шоссе,
словно на смотр иль парад,
Дружно-шумной толпой,со змиЁм на шесте,
бедолаги людишки - прямою шеренгою в ад.

Р.S.
Но близко и скоро всё станет наоборот
Пёстрой толпой по тропинке вышагивать будет
Семи-миллиардный планетный народ...

Если бы я был сильнее –
силой долги б выбивал.

А если бы я был умнее,
то денег бы не раздавал.

Если б родился евреем,
звали бы Мафусаил –
жил бы да жил, не старея,
сколько Господь положил.

Если б не помнить обиды,
шёл бы по жизни, смеясь.

А был бы из бронзы отлитый,
так бы стоял, не таясь.

Если бы видеть заранье,
было бы всё по-уму –
я приложил бы старанье,
только не знаю, к чему.

Знал бы волшебное слово,
выдал бы вам афоризм…

А если б не сняли Хрущёва...

однажды проснулся и понял что умер
исчезло сосущее чувство в груди
нет больше мыслей тупых и заумных
есть только лишь ветер, который свистит
С-с-с-с
свистит свет - пронзая тьму
вакуум открылся взору
думаю – значит живу
люблю – значит Дома!

Бездельник молодой Онегин
в деревню к дяде прикатил.
И там, в поэзии и неге,
он дружбу с Ленским замутил.

А тот мутил с соседкой Ольгой –
в невесты даже произвёл.
И, познакомясь только-только,
к ней в дом Онегина привёл.

Её сестра звалась Татьяна.
Увидев светского хлыща,
она сползла под фортепьяно,
любовным чувством трепеща.

Но на Татьянины признанья
Онегин ей ответил:
«Нет!
Оставь, дитя, свои мечтанья –
тебе всего тринадцать лет!»…

Однажды пылкий...

Один помещик у другого
отжал именье по суду –
там документа кой-какого
не оказалось на беду.

Дубровский – сын того терпилы,
решил соседу отомстить.
Набрался наглости и силы –
и как давай вокруг шерстить!

Он в дом врага хитрО внедрился,
чтобы соседа перемочь,
да на свою беду влюбился
в Марию - вражескую дочь.

«Спокуха, Маша, я Дубровский!», –
до мести так и не дошло,
простил соседа по-лоховски –
опять вражине повезло.

«Спаси меня, разбойник милый!
Меня за князя...

Бродяге в дар один дворянчик
поднёс, поскольку был не скуп,
вина креплёного стаканчик,
да старый заячий тулуп.

Гринёв – так звали мецената –
служить отправлен был туда,
куда лихого супостата
не посылают никогда.
Где офицеры бьют баклуши,
солдаты беспробудно пьют,
где куры в грязных тонут лужах,
и в пушке ржавой гнёзда вьют.

Одна ему отрада – Маша –
её вниманьем одарял.
А комендант – её папаша –
его намёки поощрял.

Но вдруг – БЕДА! – на те посады
напал...