Фантазия февральская

Фарфор зимы разбит в болотный сумрак весенних трав с оливковых дорог.
Во мне метель скучает белым полем, во мне граненый иней рвется в блеск,
и теплый шум оживших парков режет слух. Как же далек
от глаз подснежник солнца (расплавленный в окрестности
журчащих переулков), и, как кристальный север
свеж звездой пустынной. Мне не хватает грозового сна
холмов хрустящих в ледяном восходе, следов химеры
снежной на стекле. Фарфор зимы впитала, лишь луна,
и ей мои молитвенные ласки, и ей, ночной...

Болезненно-зеленоватый ритм с прослойками капели и битого стекла
февральского экстракта, эмбриональный уголек на свежести топаза,
соломенный парфюм землистой атмосферы под ногами, нервозная игра
беспечного сознания, поточный выхлоп уличного бега, сток облачного газа
над головой выводит ленью минерал сетчатки. Нагое дребезжание
древесных вен в истерике пернатой, вечерней карамели протяжность
до Арктики остаточных явлений, слепое обожание
полов и многомерность поцелуев оста на мятном...

Помню, «презент» мне сделал когда-то
Обожаемый егерь-отец:
Он принёс мне.. лисичкину лапку –
Трагедийный укор-образец..

Лапку лисоньки зимнею ночью
Перешиб острозубый капкан,
Лязгнув резко-противно, и прочно
Захватил в плен, слепой истукан!

Лес стонал под февральскою вьюгой,
Не щадящей вокруг никого..
Рядом не было верного друга,
Бесполезна тут помощь его!..

Предвкушали лишь волки «пирушку»!
И решилась, бедняжка, рискнуть,-
Перегрызть свою лапку в ловушке
Пусть на трёх, но...

Распутница весна, стучится в двери,
Теплом лаская утренний рассвет.
Мне кажется, я сам себе не верю,
Что льда печали между нами нет.
Что растопило солнце снег разлуки,
Что нас ласкают теплые лучи,
Что ты как прежде, греешь мои руки,
Не дожидаясь темноты ночи.
Что ты февральский позабывши холод
Снимаешь свой таинственный наряд,
Что мое тело истязает голод,
И я как мальчик, пью твой блудный яд.

А жизнь моя, как старая газета
Где все от "А" до "Я" как на духу
От новостей, и объявленья лета
До мелких передвижек на верху

верстает время мелкими шагами
колонки неприглядных новостей
а где то под февральскими снегами
уснула осень, в отзвуке дождей

А жизнь моя, как старая газета
Где все от "А" до "Я" как на духу
открыта где-то новая планета
высокий чин погряз весь во греху

и я читаю эти строки жизни
как будто бы моей и не моей
и этот праздник обреченной мысли
пришел...

Ты не заметишь,
как быстро умрут эти праздники,
расплетутся
бутафорские
узоры цветных карнавалов,
и останется,
только привкус отчаянья
каплей полыни серого утра.
Зачем же ты ждешь,
зачем ты обманываешь себя,
зачем обнадеживаешься
духом свежести?
Печальная радость
вчерашних осадков
не даст спокойно заснуть.
Все тот же грохот трамваев
пройдется по окнам
волной скупых пересудов.
Моя любовь
останется
в глухих облаках зимнего сна,
на ржавых лопастях
зимнего...

Притянула ли меня
взглядом,
может ветер подтолкнул -
кореш!
Неустойчивость в ногах -
вата...
Неуверенность в словах...
Помнишь

заправляли письмеца
в пяльцы,
и стежками по краям -
синим...
Я цветы на небесах...
Сжалься!
Ты серебряной иглой -
иней...

Расстояния смешны
тучам!
Я не снегом припадал -
градом!
Быстро таял и стекал
с кручи,
оглянувшись, уползал
гадом...

Но с февральским ветерком
поезд
мендельсонно тормознул
к встрече...
Заменил в графе судьбы -
холост...

В снег окунулся день февральский
И забелил собой все краски.
Укутал землю он по царски,
Чтоб лишь ему достались сказки.

Но снегири красивым цветом,
Рябина с праздничным приветом
И солнце красным силуэтом
Стучатся в дверь своим ответом.
-
Сергей Прилуцкий, 2012, Алатырь

Високосный год, как зебра,
Чёрно-белые деньки,
А улыбка, как у негра,
Ослепительны клыки.

Эту зебру нам придётся
Перекрасить, как забор.
Ну, а негра, как ведётся,
Просто пристрелить в упор.

Чёрно-белые недели
Выходными расцветут.
Февралю плеснём капели,
Неприятности пройдут.

Про февральские морозы
Не расскажем никому,
Сопли подотрём и слёзы,
Глупо плакать одному.

Високосный год заставим
Дни по-новому считать.
Иль тридцатое добавим,
Иль заставим день убрать!

Татьяна...

Солнце светит по-весеннему.
Что-то стала я рассеянной.
Замираю в мыслях, ветреных.
Примеряю платья, летние.

На деревьях, замороженных,
Воробьи галдят, встревожено.
Хоть и южный ветер, всё-таки,
Тороплив он по залётному.

Норовит раздеть до голого.
Пролетев, шумит: «До скорого».
Щиплет уши блажь, февральская.
А улыбочка, канальская,

На моих губах, простуженных.
Жизнь морозом не заужена.
Солнце светит по-весеннему.
Будет мне, в любви, везение.