Есенинская

Наступила вновь пора осенняя.
Потянулись птичьи караваны.
Словно месяц, милый лик Есенина
Светит нам сквозь времени туманы.

Светит он с чарующею грустью,
Чтоб легко представить мы могли,
Будто над есенинскою Русью
Пролетают в небе журавли.

Но курлычат стаи не над Русью.
Той страны давным-давно уж нет.
С тихою пророческою грустью
Льётся в наши души дивный свет.
18 сентября 2010 г.

Шуршит о подоконник дождик квёлый,
размазывает капли по стеклу,
как будто у небесного престола
вымаливает слёзно похвалу...

И мне сегодня грустно отчего-то,
но я причины просто не пойму,
сижу, смотрю в окно на непогоду
и мучаюсь в Есенинском дыму.

Здесь всё вокруг в мелодии минора,
и тучи сталью застилают свет,
но мне попроще будет - Айседора
не вытолкнет за жизненный кювет.

Поэты русские,
друг друга мы браним —
Парнас российский дрязгами засеян.
но все мы чем-то связаны одним:
любой из нас хоть чуточку Есенин.
И я — Есенин,
но совсем иной.
В колхозе от рожденья конь мой розовый.
Я, как Россия, более суров,
и, как Россия, менее березовый.
Есенин, милый,
изменилась Русь!
но сетовать, по-моему, напрасно,
и говорить, что к лучшему,—
боюсь,
ну а сказать, что к худшему,—
опасно...
Какие стройки,
спутники в стране!
Но потеряли мы
в пути неровном...

Белой питерской ночью —
мне сна не увидеть.
По дороге, видать, сон мой сцапали…

Мутный свет стометровку бежит… выше… выше!…
Нет земли. Шпиль собора Исаакия.


Только птицы. И воздух. И площади пальцы
в судьбоносный кулак сжимаются…
Медный всадник — ошпаренной рысью срывается…
и Гром-камень хохочет и плачет…


Что за бред! Серым карандашом зловещим
«Англетер» через всю площадь катится…
И Есенин — пять раз в пятом номере вешается
на жгутом перекрученной скатерти…


Я...

Право, смешно и нелепо,
Слухи полны чепухи:
Вынули душу из склепа
И облачили в стихи!

В тёмную ночь, до рассвета,
Кто–то ей выправил лик,
Снизу приладил штиблеты,
Сверху напялил парик.

Брошенный кем–то окурок,
Тлеющий, словно фитиль –
Явлен народу придурок,
"Сдувший" есенинский стиль.

Рифмы до слёз примитивны,
Мысли полны суеты,
Чувства глупы и наивны,
Как обнажённые рты.

Тот–то бойчее и круче
Бил оголтело в набат,
Этот – чуть слышно канючит,
Будто и чёрту не брат...

Листва ещё с крон не слетает.
А роща, с которой знаком,
Ещё говорит, золотая,
Берёзовым языком.

Она вспоминает, вздыхая,
Поэтов, чьи строки стихов
Витают, летают, порхают
Над миром лугов и стогов.

Они не подвержены порче
И смене времён и погод.
Дождями, ушедшими в почву,
Уходят поэты в народ.

Тоскливо в душе и свинцово?
Прислушайся: днём и в ночи
Осенняя песня Рубцова
В есенинской роще звучит.

Все кинулись в «есенинские дали».
Коттеджам - ни конца, ни края!

Вы стройтесь в Магаданской области.
Она большая...

Намечался лёгкий дождик
И брели мы наугад:
Я – приблудный,
Да художник,
Да в отставке дипломат.
Просто так – не зная точно,
Где здесь правда,
Где молва?
Пел Кобзон многостаночный,
Часто путая слова.
Казаки усы разгладив,
Отбивали каблуки.
На Оке,
На водной глади,
Унывали рыбаки.
Ни поклёвки, ни улова,
Шум да песни вдоль реки.
Оставалось, право слово,
Удавиться от тоски.
Сиротел почти знакомо
Из соломы новодел.
У есенинского дома
Кто-то яблоком хрустел.
Гость особый и...

А за окнами – март
разливается в лужи
и играет лучом
разогретых небес.
И не скажешь, мой друг,
что тебе он не нужен,
этот паводок дней,
междурёберный бес.

Он гоняет грачей,
он грохочет трамваем,
выявляет следы
сетевых теплотрасс…
А нужны мы ему?..
Постоим, погадаем
на осколках зеркал,
расчехлённых как раз.

А когда надоест
ворожить и чудачить
на просевшей в снегах
скользкой кромке дорог,
мы вернёмся домой,
старый друг, это значит,
я немного тебе
украчу поводок.

Там...

Мне вот так вот, как здесь, не пишется
На Израилевых берегах,
Хоть и Космос повсюду слышится
Так же чётко, как на небесах
Как псалтырь - сборник есенинский,
Избушки Руси - как дворцы
Всё-таки, как же естественно
Сердце греет русский язык
Пусть здесь всё облагается матом
Как рубиновой краской в цветь,
О России, былой когда-то,
Серебром воспевает звездь
Главно, чтоб среди перемата
И медовой хмельной гульбы
Признав, обнимали как брата
Поэтов седой Руси