Емельянова Юлия

Каждое утро, проснувшись,
Я знаю, что мне говорить,
Я знаю, что улыбнувшись,
Мне, конечно, захочется жить.

Я хороша собой, красива.
Могу добиться я всего:
Могу юлой крутить мужчину,
А захочу - послать его!

Лишь стоит мило улыбнуться
И с простотой закрыть глаза,
Как обязательно найдется
Мужчины падающие в штабеля.

А стоит лишь слезе скатиться,
С моей бледнеющей щеки
И каждый тут готов влюбиться,
И сделать предложение "руки".

Но мне все это и не надо
Ведь у меня всегда...

Сказала ФА ДИЕЗ в пол тона:
какая бедненькая – МИ,
задком юлится как корова,
достоинств мало на груди,
БЕМОЛЬ чернит её тенями,
в настройке белый перебор…
и… МИ достойными делами
решилась дать звезде отпор…

Минор летал над головами,
мозги им вправил камертон,
БЕКАР участвовал местами,
мажор приподымал на тон,
с ДИЕЗ соприкасался ртами,
звенел в ладу педальный стон,
прогресс наметился с часами,
подал рояль тональный звон…

Видала ФА ДИЕЗ глазами
на сколь разительная – МИ...

Я, как юла, весь день вертелась.
Под вечер кушать захотелось,
А он, как раз, через дорогу…
Я резво понеслась к порогу,
Вот обогнула лимузин,
Там за витриной - … (МАГАЗИН).

Молчи…молчи…молчи и слушай:
Здесь скверно плещется вода
И нервно притаился случай –
Подкинуть в общество Живца…

Смотри…смотри…смотри и думай:
Он ниц вздымает в берега
И низменность юлит всё круче,
Толкает волны в Никуда…

Летит…летит…летит по суше
Кудычна сила в небеса,
Дрожит…дрожит…дрожит на туче
С испугом лунная Петля…

Цени…цени…цени поглубже
Петлёвой каверзы дела,
Храни…храни…храни получше
Земные истины Творца!!!

За окном мне шепчет ветер,
Отрясая с деревьев листву:
«Он тебя не вчера заметил,
Он тебя вспоминал не одну.

Знаю я, видел летая,
Как смеялся он невпопад.
С ним была другая,
У нее волосы – листопад.

Он гулял с ней и говорил:
«Какая осень дивная!
Я никого так не любил,
Ты одна мне милая…»

Замахнулась я на ветер,
Он ударил по окну.
«Он тебя не вчера заметил,
Он тебя вспоминал не одну.

Он гулял вчера с другою
И говорил ей невпопад:
«От тебя любви не скрою,
Посмотри на...

Целый час по чайной ложке
Мы поили чаем кошку
И повидлом из хурмы
Угощали кошку мы.

Только кошка-мышеловка
Выворачивалась ловко
И крутилась как юла –
Лишь бы дальше от стола.

Вся измазана хурмою
Кошка лапой морду моет.
Чем её не угощай,
Не по вкусу кошке чай.

Рисуется чёрным мелом крест,
В пробирке пляшет алый червь,
Сжимается комком беглый тест,
Суглобом нервным ноет зверь…
Съедавши плазменные комки,
Запухли сушёные мозги,
Недуг закорчился юлой,
Итог вздымается больной…
Замочки заперлись на точках,
Закончен жизненный разбег
Ночей, прощанием во след
Денёчки вылеглись на строчках,
Промеж ними смысловая
И ярость…, и запятая?!

- Расскажи мне дед, про Бога?

- А что мне говорить?
Ведь у вас, урок есть в бурсе,
Священник что, молчит?

- Ответы часто он даёт,
Мол – «Богу так угодно!»
Хотя смотри, нам говорят,
Хвалиться грех!
А Бога постоянно хвалят?
Потом твердят, что Бог Любовь!
Но тут же "объясняя",
Грозят, что – «Бог накажет!»
Ни как я не могу понять,
Вот эти все раздрайи?

- Эх, внучка! Вон куда тебя
Мыслишки потянули?
Хоть удивлён, но рад,
Что бродят мысли в голове
Уже сейчас! А значит всё...

Я уже отвык от холодов, Север не забыт, но так далёк,
Где горел пожар младых годов, тлеет только малый уголёк.
Там, где ветер скулы обжигал и казался бесконечным бег.
Снегом заметает пьедестал, где творил железный человек.
Павших и уставших поднимал и совсем не мыслил про износ:
«Некогда им думать про финал!»- вслед однажды кто-то произнес.
Сверху только панцирь, глубже суть, мягкий и ранимый сердцем врач,
Чтож уже назад не повернуть, под гору несётся время вскачь.
Четверть века...

Один Господь их помнит поимённо, убитых на полях Гражданских сеч,
В подвалах и на площади казнённых, сумевших до конца любовь сберечь.
Любовь к России – не пустое слово, страны Великой развалилась крепь,
И всадники кровавою юлою, прощальным хрипом будоражат степь.
Вновь конь упал под белым офицером, а он красив, как сам Иисус Навин,
Всё рвался в бой, себе не зная цену, казалось, что ни кем не победим.
Садилась гарь, венец над ним сплетая, и ворон ждал утехи на крови,
А рота, по мужски...