Его январю

Где деньга кипит большая…
Там жизнь не очень дорогая.
Кто там дорогу перешел…
На тот свет он отошел.
Как в Центробанке получилось…
Беда огромная случилась.
Украинцы не бомбили,
А вот троих там завалили.
Да четвёртый сам убийца…
Был как вроде не кровопийца.
Не плохую должность занимал…
В финансах вроде не страдал.
Троих сотрудников завалил…
На себя руки наложил.
Пусть земля им будет пухом,
А земля полнится слухом.
Где большие деньги крутят…
Глядишь кого-то, да! Загубят.

Москва...

Вторая половина января,
Морозная вечерняя заря
У горизонта догорала в полумгле.

Слыхали звезды, Млечный Путь слыхал,
Как ангел в небе тихо напевал,
И женщина смеялась на земле.

Был не обычный, а Татьянин день,
Она шагала, обгоняя тень,
Снежинками закатными пыля.

В подлунном мире было все прекрасно,
Сегодня небо было ей подвластно.
Но во сто крат любимее – земля.
1978г.

Мерцающие свечи сновидений
Рисуют на мольберте января
Хмельной весны сиреневую прядь,
Улыбку лета, листопад осенний…

ЗаждАлись лыжи, санки и коньки
морозных тропок снежной белизны…
Так выпьем же за зимние деньки!
А что нам остаётся до весны?...


Пускай утрет соплю буржуазия,
когда увидит новый счёт за газ.
Так выпьем за великую Россию!
Не запугаешь санкциями нас!


Этапы жизни меряем любовью –
нам с ней ещё надолго по-пути.
Так выпьем за железное здоровье,
чтоб для любви побольше запастИ!


Кому нужны мы здесь, и кто нам нужен?
Какой после себя отставим след?...
Так выпьем...

Изменения — потрясения,
Перевёрнуто ими всё во всём.
Изменились все, во всё мнения,
И стабильности нет ни в чём.

Стал плюс минусом,
Неприветливым — хмурым стал добряк.
Что-то съёжилось, что-то выросло,
И внезапно стал, важным вдруг пустяк.

Даже в климате изменение,
Льёт зимою дождь — в январе!
То глобальное потепление,
И зимой дожди на дворе!!!

Перемен ветра в буйстве дикие,
Разломали всё, всюду кавардак.
Изменения в мир великие,
Пришли, в нём теперь, всё не так...

Изломанные профили Ит,
Веи эльфов о тусклых сувоях,
Где еще и увидеть харит
Фебу пылкому, аще не в хвоях.

Осуди сех, безумец, столы
Присновечно ломятся от ядов,
Круг начиния блещут юлы,
Негой лядвий дразня верхоглядов.

Бросим кости на шелковый мел,
Содрогнутся тогда пировые,
Се, тлееть нощно Ирод не смел,
Пусть отроцы тлеют неживые.


Четыреста восемьдесят шестой опус


.
Ели в розах червонных, златых
Мишурою холодной виются,
Вот и звезды во чашах свитых,
Колокольчики...

Зима незаметно пришла, и причём в январе,
Осыпало снегом деревья, стоят в серебре.
Я заждался по снегу с тобою пройти,
Оставляя следы на недолгом пути,
И закончить дорогу в знакомого с детства дворе.

Поднимаясь к тебе, у висков кровь стучит,
Наконец-то мы будем с тобою одни.
К твоему сердцу мне подобрать бы ключи,
Не на миг, не на час, а на долгие дни.

Снежинки всё так же ложатся в оконный проём,
Я долго мечтал оказаться с тобою вдвоём.
И в ладони моей твоя тонет рука,
А глаза...

Ну что с того, что я там был. Я был давно, я все забыл.
Не помню дней, не помню дат. И тех форсированных рек.
Я неопознанный солдат. Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолет. Я лед кровавый в январе.
Я крепко впаян в этот лед. Я в нем как мушка в янтаре.
Ну что с того, что я там был. Я все забыл. Я все избыл.
Не помню дат, не помню дней, названий вспомнить не могу.
Я топот загнанных коней. Я хриплый окрик на бегу.
Я миг не прожитого дня, я бой на дальнем рубеже.
Я пламя вечного огня...

Ропщем, а как иначе или так не должно было
быть? и нечего, нет, не надо никого нам вин-
ить, всё проходит? а лель всё хороводит,..
травы сон, сборщик пыльцы он, минимализма
посыл, (чем меньше тем и лучше, легче запо-
мнить чего и не было), (погрязли в грязи, а
говорили что князи), Света тень, реальности
лень, бубна удар ритм, заполнял и опустош-
ал сразу, пуще неволи, танцевал Азу, потому
что платил или мог, или маг, или колотил, (лю-
била это), черемухи аромат, завета, макияжа...

Вот сорок третий год закончил бег,
Сорок четвертый взял свои начала.
Уж чем там отличился человек –
Не знаю, может рана подгадала,
Иль повезло солдату в кой-то век.

Но, как бы ни случилось, а отец
Тот год встречал в Москве с семьей своею.
Какой определен ему конец
Солдат не знает, тем сердца скорее
Стучали у двоих – приди малец!

Три дня, две ночи, а потом в окоп.
Обычная солдатская работа,
Жена и дочки не боялись, чтоб,
Врага от дома гнать ведь должен кто-то,
Штыком и кулаком...