Его силу постигая

По опыту постигаешь знание
По голосу знакомого своего
А одиночество постигнешь
В балагане
Более всего
В толпе людской

Солёный крик измученной души -
КорриДа ждёт финала боя.
В окно рассвЕт алеющий – решись
Забросить в прах Личину гоя.
Века ты сгорбленным шАгал, очнись.
Иль потеряешь мир безбрежныЙ.

Т воим уделом может стать каприз,
Е лейно вздорный и небрежный.

М ельканье дней течёт за горизонт.
Н ад ним и зори, и закаты.
Е два очнёшься – время в новый сон.

К омком досады в горле катыш.
Р одился, жил, а с чем войду в Чертог?
А может, нет святого мира?!
С оскочит с калькулятора итог
И - в...

Пиратским флагом украшен бриг.
Несёт волна нас навстречу свету.
Как беспросвет моих бед постиг,
Так небо бросит звездой комету.

Тяжёлые цепи объятий света на шее летнего полдня –
люби же меня, мой город –
витринная, заасфальтированная пробка
на горлышке мглистой реки,
утоляющей жажду конструктивистских глаз
закалённого оружейника.

Вот, распадающийся свинцовой дробью дождь
нисходящего августа
перелистывает свою историю,
раздирая медные связки водосточных труб,
и сознание, как вода, играющая смуглым огнём грузного неба.
Вот, меня август возьмет под крыло,
лебединым пухом высечет буквы и цифры в...

Жонглер на канате замер на миг
Он стал неподвижен,
Он равновесие постиг
Равновесие на месте труднее всего
В колебании гармония
В движении все

Зима недовольства заменится летом,
Когда завладею восточным секретом
И камеру странную восстановлю,
Ей пунктик особый добавлю в меню;
Удобно раскрашу,
Усердно отлажу,
На критику миру отдам!
Чтоб странствия наши
Привычней и краше,
Доступнее сделались вам.
Для этого первым обыденным шагом
Значения в памяти перемешаю,
Проверю, замечу, мозги шевельну,
И даже прыжок при атаке верну!
А в этом поможет мне сяо-Ассемблер:
Исправлю часть кода, да в патч сохраню,
И образ отныне навек изменю...

Прогоняя чудовище ленное,
Заполняю радостью миг.
Настроение благословенное -
Обнимаю я всю вселенную,
Чтобы кто-то любовь постиг.

Мне тридцать зим –
четыреста семьдесят пять миллионов вдохов,
столько же выдохов – отсрочек судьбы
до встречи с Тобою, Господи; моё дыхание –
тридцать витков вокруг солнца; моё сердце –
ядовитая чаша вина, выдержанного в подвале осени;
моё счастье – откровения жребия сиюминутности,
познающие роскошь и нищету.

Ты чувствуешь плоть, выкованную в сердце Солнца,
доведённую до инстинкта, и возведенную в ранг поэзии,
боль, вырванную из утробы матери;
ты чувствуешь душу, брошенную...

Влачится мертвый разум мой –
познать, познать тебя!
И, пусть познанья древо – древо смерти,
но посмотри, как чист и светел лотос,
благословляющий иллюзию мою.

Я оступился – и тебя прославил –
упрятанный в свой ад,
и оттого, всё легче плоть в обличии страданья,
и я страшусь здоровья, но не мук.

Ты, как искусство, существуешь –
самой себя лишь ради;
ты, как материю, мой взгляд,
лишь терпишь, но не признаешь.
Из близости – печаль.
Как сладостна!
Позволь молчать!
Живого хмеля...

Комиссуры, рассекли комиссары, ради светлого
будущего, раздвоили сознание, поселили проти-
воречие в два полушария, где орёл, а где решка,
серп и молот, (плешка), звезда, а он говорил:
«Да», узнавал предметы, не мог назвать, одно
повторял, только: "Мать его, мать". Ругал Джун
Вада, требовал святой воды, (а она была рада),
крестился, (правой рукой), а другой «матерился»,
(не знали, что делали, не ведали), вот беда, обе-
дали и выливали суп, по правилам, ничего, что
смятение...