Дымку горизонт

Я поведала солнцу украдкой,
О тебе...
И вздохнула... , что делать дальше
На земле?
И натура вняла моим мыслям -
Крик совы...
Эти дивные встречи-речи,
Не нужны...
Я себя заплетаю в сети тишины,
И плету паутину мыслей -
Снова ты...
Небеса затянулись дымкой,
Меркнет свет...
Что же ты мог со мною сделать?
Все, привет...
Все слова, так пусты, бесмыссленны
Под луной...
Мы с тобой, лишь одни единственны,
Дорогой...

Спешит, не ведая преград,

под сенью тайны заповедной,

чудная Мысль....В далекий Сад....

Ее источник - вдохновенный....

Она кружится в дымке Снов

и днем, при свете ярком Солнца,

легка, свободна, без оков......

Она, когда-нибудь, ворвется,

взорвав умы, открыв Секрет,

внеся, Неведомо-Другое.....

Собою Душу расцветив,

иль станет Новою Звездою....

Плакали сердце с душой опустевшей, в обнимку.
Скорбь их, слезами обильно ладони судьбы орошала.
Трое склонились над маленькой девочки снимком,
Что улыбалась на фото, как будто бы всех вопрошала

О предстоящем большом, как Вселенная, счастье,
Невероятно красивом и светлом, как сон, долговечном.
Луг над рекою и девочка в беленьком платье:
Мячик в руках, красный бант в волосах – весела и беспечна…

Ей не дано было знать и поверить в то, чтобы
Горе, великое горе такое, могло получиться...

Закон величия есть неподвижность!
Текла здесь только времени река.
Как хороша здесь форм Твоих недвижность!
В безмолвии смотрел Ты на века.

Ты помнишь дни, когда восстал из моря
И пенная волна Твой омывала лик,
Но Ты всё рос, не ведая простора,
И вот поднялся Ты, прекрасен и велик!

Могучей силою Ты поднят был над морем.
Оно ушло… оно теперь вдали…
И Ты стоишь свободно на просторе,
Взираешь на людские корабли.

Перед Тобой роскошнейшие дали!
Безбрежье! Дымка! Синих...

Однажды все уходят оставляя….

Мир падал в пропасть. Нет, не мир, а я. Я
летела камнем, птицей бездыханной.
Казалось все потехой балаганной,
разыгранной ни хорошо, ни плохо.
Под ветра рев, что был похож на хохот
летела в пропасть – камнем, без усилий.
Убили. Не меня – полет убили.

Однажды все уходят оставляя….

Мир растворялся. Нет, не мир, а я. Я
струилась дымкой, облаком пушистым,
скользила радугой, в искристом
потоке нежно целовалась с ветром,
летела в небе непривычно светлом...

Ты знаешь – вечность есть лекарство от любви.
Один глоток ее распутает морщины,
что спят, пересекаясь на лице,
и скорбной маской кажутся порою…
Ты знаешь – вечность есть лекарство от себя.
Ведь самому нельзя проникнуть в вечность –
она непроницаема. Но стоит
ее глотнув, запить остывшим чаем,
или дымком ямайским закусить –
как вмиг наступит облегченье в виде
усталого дождя, что смоет краски
с души и с облика, и с цвета глаз…

Как не чудовищно, но ты, увы, права:
любовь мертва, мы приспускаем флаги,
и разделила бездна острова,
едва не ставшие архипелагом.
И больше не пройдет по телу дрожь,
и больше не замрет в истоме сердце,
и больше ты меня не позовешь
в объятиях твоих в ночи согреться?
Что ж, я достоин участи такой,
и не к чему себя душить обидой:
я так охотно жил одной тобой,
я за тобой себя уже не видел.
Все хорошо, все хорошо, все хорошо…
Сто раз я как молитву повторяю.
Теперь ты для себя покой...

В душе моей мятежность не угаснет,
И счастлив я листать страницы жизни.
Желанных образов прольётся чистый свет
Омыв испачканные бытом мысли.

И созидания ростки пробьются вновь,
Круша рутины окаменевшие наплывы.
Крон зелень выбросят в стремительном порыве,
И буйством вскрывшихся цветов
Вдохнут мне в ноздри аромат миров забытых.

… Домов высотных силуэты тают в дымке,
И им на смену детства степь в ковыль-траву
мои босые стопы обувает.
И по ногам все выше, выше, по позвонкам...

"Любить иных - тяжелый крест",
вот и тащу сей груз печальный.
Придумано так изначально,
но кем - не разгадать секрет.

Едва лишь зазвучит капель
и птицы нам расскажут звонко,
что юная весна в сторонке
стоит, и стало чуть теплей,

как растворится в дымке зорь
тот привкус горечи старинной -
отдам я ноши половину.
Другую ж долю - не неволь.

Песок просеянный в часах
отмерит полдень наших судеб -
и я забуду как простуду,
что тяжелело на весах.

Старый дом – в окнах выбиты стекла,
Заросло все крапивой с вьюнком.
Здесь когда-то жила баба Фекла,
Что поила меня молоком.
Городской голенастой девчонки
Было жаль ей. Звала худорбой,
Причитая – «Ишь, только глазенки
На лице-то. Вот, горе с тобой.
Пей, не то унесет ветер в поле,
Он гораздый березки ломать.
Ничего, девка, тут на приволье
Оживешь, не узнает и мать.
Ты же с виду, что ивовый прутик.
Не горюй, отпою молоком».
Баба Фекла – дрожащие руки
Пахнут хлебом, полынью, дымком...