Двенадцать месяцев сопки

Беспесенным не по себе. От песен.
Но и для них — мне петь велит
мой Бог.

А вслед шипят: ты стал не интересен.

ТАК СТАЛ ЖЕ!
Не присел.
И не залег.


Валежником и хвоей руки пахнут…
И в нотный створ: влезает хвост костра…
И я служу: во множестве епархий…
И я пою.
И я люблю Христа.


Он тоже пел. И в водах Иордана
вскипал пожар!!.. всех двадцати эпох…
И здесь…
крестились песенно и странно…
двенадцать галилейских рыбаков…


Во мне, конечно, нет той древней стали...

А ночью небо прояснилось,
Мерцает звезд январских свет,
Июльский день зиме приснился,
Назад двенадцать тысяч лет.

Гуляет бархатный муссон.

Тогда еще добра была,
Тогда еще в садах гуляла.
В лесах на гамаке спала,
И радугой -дугой сияла.

Гудел в ушах сплошной озон.

Тогда дождями мыла мир,
И теплым ветром осушала.
И длился вечно жизни пир,
Пока однажды не узнала;

Что есть на свете длинный сон...

P.S. Не всем дана возможность ждать,
Не всем дана возможность верить.
Весны...

К возвышенной глубокой синеве,
Беспомощной, беспамятной, остывшей,
Низиной ставшей, но когда-то жившей
Оградой стен и древних площадей.
Взлетает ласточка – полет её столь близок
К тому беспамятству, беспомощности – в ней
Все далеко, чем дальше – холодней,
Полет ее тем низок.


* * *

И ничего на свете больше нет,
Или сказать по правде не нашлось.
В открытое окно разносит ветер
Листки исписанные
призрачно и монотонно.
И старые названья улиц,
И чуть блестит поодаль площадь,
И...

Открой мне дверь, привратник Рая,
Пусти меня, бродягу на постой.
Во мне душа, чиста — но не святая,
Я отдохнув, уйду тропой земной.

Впусти меня, уже совсем стемнело,
Уж скоро полночь — время тёмных сил.
Луна от страха, в небе поседела,
А ветер в чаще, волком диким взвыл.

Пробьёт двенадцать, встанут вурдалаки,
Слетятся ведьмы к чёрту на шабаш.
Колдун злой, кровью нарисует знаки,
Открой — неужто им меня отдашь?!!

Открой, бес мелкий снизу, видно с Ада,
Сквозь землю зА ноги...

Как хотелось судьею мне быть
Для тебя, для себя, но -
Не буду.
В эту ночь нам себя хоронить
Под созвездьем Христа и Иуды...

А двенадцать апостолов шли
К правосудным рассветам привычно.
Возвращаясь к началу пути
Мимо окон моих, безразлично
За мужской наблюдая рукой
Вытирающей слезы Иуде,
За испачканной кровью щекой
Выгорающей в давней простуде.
И апостол хромой декабря
И январский апостол печальный,
Прирастали к окну навсегда
В бурелом превращаясь хрустальный...

2

...Мой...

Небесная Царица и Сын ее святой.
Святая мать да сын посланник бога.
Невинное дитя всего народа.
Двенадцать Ангелов над ней.
Чтят отчима блаженного отца.
И бога милосердия над людьми.
В истине единый бог творец.
Младенец говоривший в храме.
И рядом мать желанная среди всех жен.
Святая дева среди мужей.
Смиренных перед богом.

Зима. Снег поднимает вьюга
И убегает во дворы домов.
Уже темно. Сильнее стала стужа,
Луны не видно из-за облаков.
Он не ушел. Его взяли пальцы,
Она, еще возможно, подойдет,
Часы идут, почти уже двенадцать,
Зачем обманываться, если не придет.
Ее цветы. Он выбирал с любовью,
Какой романтик он в своей душе,
Их укрывал своею теплотою,
Жаль оставлять их будет на земле.
Он строил день, прокладывал маршруты,
Где смогут они вечер провести,
Он представлял: согреет ее руки,
В глазах ее...

Любовь земными мерками мерить нельзя:
Она не быт, не государство и не семья,
Не родина и не профессия.
Ей сосуда не подобрать,
Вне суда она, рока, закона и долголетия.

Любовь – дыхание древнего очага,
Что Двенадцать Богов вкруг Себя собирает.
Тьмою плавятся зеркала, закипает река Рукава,
Мириадами вечности сотканы Млечности.
С черной материей вечна борьба…

Вздох окна вглубь ядра, что зовется седьмым Небом.
Роза черная на паркете в доме Бога-Сириуса
И пурпурная мгла на рассвете...

Куранты бьют, зажжёны свечи,
закусочный ассортимент…
Встречаем Новый год овечий,
и на экране президент.
Позволь бокалам наполняться –
сегодня будет чем заняться.
Грохочет праздничный салют,
и все часы двенадцать бьют.

И в этот миг, не раз бывалый,
невольно веришь в чудеса.
Разлей шампанское в бокалы,
мечты сверяя по часам.
Чтоб мы потом всегда имели
всё то, что в Старый год хотели,
всё то, что любит наш народ –

салат,
салют
и Новый год.



31 – 12...

Ароматом какао с корицей дышал уют.
С атмосферой морозной внезапно вошла она:
Научилась – в романах целуются и поют,
Веселилась – картинно портьеры сорвав с окна.

Пошуршала страницами полураскрытых книг,
Оставляя небрежно закладки своих духов.
Разрумянилась – чувства её не нашли улик
В экстрасистолах сердцебиений моих стихов.

Телевизор включила – куранты двенадцать бьют.
Ананасом в шампанском разбавила первый снег.
Наслаждалась уютом, попутно даря уют.
Раздевалась, балетной...