Длина

Подслеповатые окна усталого, ветхого домика.
Двор, что бурьяном зарос и поломанный, старый забор.
А за углом старики, что присели у шаткого столика,
Громко стуча в домино, по житейски ведут разговор.

Мол умирает совсем деревенька старинная
И молодых уже нет, все уехали в город давно.
А вечера, даже летом, уже не весёлые, длинные,
Хоть тот же лес, да и ягоды спелой полно.

Да и луга за деревней такие душистые!
Воздух пьянящий такой, что не надо вина!
Воды в озёрах и реках прозрачные...

Как яркий луч судьбы
Ко мне ты прикоснулась,
Оставила в душе неизгладимый след.
Но даже если ты ко мне и не вернулась,
Знать, это не какой-то жизни бред?!
Я сяду у камина,
Пью виски без воды,
А за окном дождь длинный
Смывает все следы.
Но только не из памяти...

Закатами талыми, восходами алыми,
С тобой повстречались мы,-
Горячая кровь.

Дорогами длинными,собою открытыми,
С мечтой незабытою,-
Рождаем любовь.

Из искры доверия,без тени сомнения,
Души исцеления,-
Прекрасен твой свет.

Твое обаяние,красы излияние,
На зло расстояниям,
Даруешь букет!

-Я чувствую телом присутствие твое.
Я факелом вспыхнул,-
Меня не потушишь.
Я счастлив стою на горе маяком.
Меня ты заметишь,-
Надеюсь полюбишь.

Я не лингвист и был я озадачен
Вопросом, что задал мальчишка-шкет,
Воспринял я его неоднозначно...
Какой, мне интересно, ваш ответ?

Что быть могло короткое у Кука,
Кто съеден был в расцвете лучших лет?
Длиннее у Романова та штука,
У Клеопатры её вовсе нет.

Хоть есть она у Папы в Ватикане,
Но пользоваться ей не может он.
На целибат я здесь не намекаю,
Иной у Папы к этому резон.

Так что же это может быть по сути?
В своих догадках вряд ли вы правы...
На тот вопрос ответ простой...

А завтра всё закончиться,
Художник дорисует твой портрет…
И длинными гудками одиночество,
Остывшим утром… брошенный рассвет.

Давай исчезнем руки опуская,
На миг забыв, что будет новый день.
Давай уйдём, друг другу оставляя,
От наших чувств невидимую тень…


Упадок сил, и кофе не спасает,
В душе живут последние слова…
И снова одиночеством терзают,
До боли близкие, осенние глаза…

Приглушенно стелется вечерний свет. Седина домов в оконных мотыльках
Растекается закатом. Шелуха проулков и дворов цветет пустыней.
На клочке бумаги оживает бриз, дрожь в морских устах,
Глубины темнеющая зелень. Я леплю из воздуха – из глины
Ветров снежных – узелки на память. Тишина находит свою нишу
У моих дверей, в моей прихожей, в складках мысли,
В жилах батарей, где сок апрельский дышит,
Задирая старческую маску поздних зимних чисел.
И мгновение, вместившее меня и все наигранное...

Упала тень на город сладких снов
Затихло в скверах бурное веселье
И слышно только пенье ночников
Что набирают жемчуг-ожерелье
Закрыли глазки бледные цветы
Согнулись в скуке длинные травинки
Напоминая древние сады
Не пропускали ни одной пылинки

Здесь ритм течет в своем потоке жизни
Ни кто не верит, ни в огонь, ни в бой
И лишь кресты, опершись на могилки
Не помнили, какими он был живой.

Погаснет свет в глазах невинных,
Тупая боль пронзает их.
В минутах, безнадежно длинных,
Средь елей, бедственно немых.
Зачем так кратко детство длилось,
Зачем мир тишиной проник.
Не долго боль в запястьях крылась,
Вопрос истошный тоже сник.
Упали веки тяжким грузом,
Закрыв от взора ясный свет.
И все затихло, все исчезло,
Как вроде ничего и нет.

Зачем забрал судьбу невинной,
Еще не жившей жизни мир.
А ждут все от него повинной,
«Опустевший платный тир».
Двадцать лет исправленных...

Весна уже не за горами.
Хочу пройтись, под ручку, с Вами.
Чтоб все прохожие балдели
И вслед невольно нам глядели.
Чтоб захотелось им влюбиться,
И чтоб сильнее стали биться
У них сердца. И чтоб улыбки
У них цвели, как маргаритки.
А с неба сыплются снежинки.
А на губах моих смешинки.
Ловлю в ладошки я снежинки.
Смешинки все звенят, как льдинки.
А мы пройдёмся с Вами чинно.
Пускай дорога будет длинной.
Весна уже не за горами.
Хочу пройтись, под ручку, с Вами.

А кто-то крутит колесо арбы, а где-то слышно пенье муэдзина.
А по реке плывут полны гробы по Лете в бездну, с миром что едина...
Не надо слов, не надо горьких ля, не пойте песни в храме златоглавом.
В шкафах одежду ест не моль, а тля – история, и мы кричим ей: «Браво!»

Перемололи кости жернова, развеяли по сторонам, по свету.
У мирозданья есть на всё права, и даже на горящую планету.
Она пылает сотни лет в аду, всё корчась муки рая принимая,.
А мы играем с боженькой в балду и мечемся от...