Десяток

Прости, старик, за долгое молчанье.
Ты знаешь, как непросто выбрать час
Тому, кто выбрал собственным призваньем
Дорогу в небо через Алькатрас.

Как я живу? Обычно. Как и прежде
Сминают снег полозья старых нарт,
И в хижине старателей, в одежде,
Миг коротаю за колодой карт.

А груз всё тот же – письма да посылки,
С десяток книг: Берроуз и Лавкрафт.
Черпаю ложкой, без ножа и вилки,
Великого Безмолвия ландшафт.

Питаюсь олениной и беконом,
Пью виски, заходя к ночи в салун.
Бываю...

Тонкое лицо императрицы,
золотая роза на груди,
брови как встревоженные птицы
крыльями взмахнули впереди,
и мелькают то леса, то скалы,
и встают из полуночной тьмы
Соловки, лубянские подвалы,
ледяные склепы Колымы,
бьются кони, плачут чьи-то дети,
тени, тени рвутся наяву,
офицеров, сваленных в подклети,
девушек, распластанных во рву,
рвется прах с заброшенных погостов,
комом к горлу подступает прах,
ледяная лапа холокоста
на Ее заснеженных полях,

но летит!
летит по белу свету...

Картина маслом.
Я ощущаю снова неприязнь.
Пусть всё напрасно.
Тем более уже в который раз.
Я буду биться.
И мне плевать на раны на спине.
Дай насладиться
Той страстью, что задолжала мне.
Ещё мгновение.
Ты чувствуешь, как льётся кровь.
От нетерпения
Мы предадим с тобой любовь.
А в зеркалах
Два похотливых грязных существа.
И на руках
То, для чего ко мне пришла.

2

На влажной коже
Десяток лезвий память создают.
С приятной дрожью
Мы добавляем ещё путь.
Я ненавижу
Тебя, и...

Здравствуй, жизнь!
Какая нынче у тебя холодная рука…
Держись,
Крылечко скользкое, ещё январь пока.

Ааа, заходи, не разуваясь –
В субботу всё равно уборка.
Гостей не ждали мы, признаюсь,
Вот ставен и закрыты створки.

Ну что, рассказывай, как жизнь,
Какая нынче жизнь у Жизни?
Небось, скучна, пресна, капризна?
Да ты не скромничай, делись.

А я живу, и это главное,
Ты не считаешь?
Спасибо, что с задвинутыми ставнями
Не забываешь.

Как незаметно пролетел очередной десяток лет...

Ты для меня теперь явилась
Любимой, Музой и Сестрой -
О, сколько душ соединилось
В твоем лице, в тебе одной!

Веленью Божьему подвластна,
Всегда любить обречена,
Ты утонченна и прекрасна,
Как византийская княжна.

В тебе заложена троичность,
И тут уж как ни посмотри,
Хотя одна ты только личность,
Но для меня ты - целых три.

Когда твой взгляд, умен и тонок,
Улыбкой нежной просветлен,
Я весь ликую, как ребенок,
Я трижды счастлив и влюблен.

Я становлюсь, с тобой...

Он пролежал сто лет, неброский,
в огромном фолианте:
смешная девочка в матроске
и в аккуратном банте,
и белый лев – краса подъезда –
подставил спину ей.
…И далеко еще до бездны,
погромов и смертей.
Она не знает, что потом
накатит красный бред,
и разлучат ее со львом
через десяток лет!
И тюрьмы будут и война,
и пенсия в грошах..,
и похоронена она
от свалки в двух шагах.
Сейчас в том доме казино
и дорогой бутИк,
и сотни русских КазанОв
идут сюда кутить!
На...

Ноль - это смерть? Конец всему?
Или надежда счет открыть сначала?
А может, круг? Я, право, не пойму,
Что эта цифра миру означала.

Вот так живешь, свою играешь роль,
Сгребая ненадежных сил остаток,
И смотришь, вдруг возник какой-то ноль
И единицу обратил в десяток!

Что ж, коли так, я знаю сам ответ:
Там, в ужасе предсмертного озноба,
Во тьме, где есть души хоть слабый свет,
Нет пустоты и черной власти гроба.

Я часто думаю об этом –
Судьба, ты поступила зло,
Великим был бы я поэтом –
Но с генами не повезло.

Я не сидел бы морща брови,
Руками обхватив верстак –
Всего сто грамм еврейской крови,
Писал бы я как Пастернак.

Свою бы жизнь я сделал сказкой,
Мечту я превратил бы в быль,
Десяток генов бы татарских –
Что там Мусса, и что Джалиль?

Легко быть признанным поэтом,
Живя для славы и свинца,
И я писал бы не куплеты,
Имея Лермонта-отца.

Я изучаю Ридну мову,
Но, видно, время трачу...

В день февральский,
ставший красным, а не серым,
В день, который мужикам всего милей,
Пью за армию, за русских офицеров.
Это значит – и за старших сыновей.
Лейтенанты, капитаны и майоры,
Вы – опора,
вы – надежда и уверенность страны.
Будут песни, будет хлеб,
не остановятся моторы,
Потому что у России есть достойные сыны.
Вам, конечно же, служить сейчас труднее,
Чем служилось мне, ушедшему в запас.
Власть который год никак не поумнеет.
Держит в пасынках и в чёрном теле вас...

Что бы в жизни ни ждало вас, дети, —
В жизни много есть горя и зла.
Есть соблазна коварные сети,
И отчаянья жгучего мгла.

Есть тоска невозможных желаний,
Безнадежный, нерадостный труд
И расплата годами страданий
За десяток счастливых минут.

Все же вы не слабейте душою,
Коль придет испытаний пора.
Человечество живо одною
Круговою порукой добра.

Где бы сердце вам жить ни велело —
В шумном свете иль в сельской тиши —
Расточайте без счета и смело
Вы сокровища вашей души.

Не...