Дед и баба

Автор: Екатерина Баранова

Ты ушел
И осталось лишь фото.
Я смотрю и не верю
Себе.

Ты ушел
И на сердце боль - горя
Не успела сказать я тебе.

Не успела в любви я признаться,
Не успела прижаться - любя.
Деда, Ты в моем сердце остался,
Я живу только лишь для тебя.

Я живу, потому что Ты верил,
Что должна Я свой путь
Весь Пройти....

А на сердце осталась Потеря,
Мне к тебе больше вновь
Не прийти,
Не увидеть улыбки той милой,
Не прижаться к родному плечу,
Не сказать, что...

По московским асфальтовым тропам бредёт листопад,
остаются на лужах следы его мягких сапог.
Ты молчишь невпопад и смеёшься – опять невпопад.
И над всем этим осень царит как языческий бог.

И над всем этим неба поблёкшего рваный шатёр,
и в прорехах то дождик, то солнца косые лучи.
Под окном у меня необъятный кленовый костёр
разгорелся от пламени тонкой осины-свечи.

Бабье лето кончается тихим недолгим теплом.
И уходит любовь невпопад как пришла невпопад.
В облаках над Москвою...

Как-то я работал на отделке
В отдаленной местности, поселке.
Мимо баба щеголяла, при козах,
И смотрела с искренней издевкой.

Чуть поотдаль отойдя, рыгнула.
Прыснул я от смеха, не могу.
Местный диалект мне чтоль загнула?..
К переводчику уж точно не пойду!

Ветер гладит листьев лица.
Звёздный дождь пошёл на спад.
Мне далёкий берег снится -
шум прибоя, треск цикад…

В Подмосковье входит осень,
бабьим летом притворясь.
Мы любовь на сердце носим,
а потом бросаем в грязь.
А потом в коротких письмах
шлём друг другу ночь без сна,
мол - зимою отоспимся,
в бездне снега сон без дна.
Самолёты птичьим клином
мчатся в тёплые края -
с предпоследним, самым длинным
улетаю, таю я.
Таю, как под утро звёзды,
как ночная тьма в зрачках.
Ливней...

Когда б на выгоне, а то на выпасе
Слюною брызгаем, трясём жирок.
Налево - хрен ему, направо - выкуси.
Пуляет трелями шальной рожок.

Пляшем, ляжки оголя, мама родная,
Льётся музыка моя, слова народные.

В его дому не нищие, не хромые -
Блаженные, мы сиднем на горбу.
Мы кровушку его как вина пробуем
И на его же сетуем судьбу.

Разлюбил милой меня, бабу тощенькою,
Не с того ли само дня жизнь мне тошненькая.

Не голодно, не солоно, не рьяно нам,
Да больно кровушка хмельна, терпка...

Залихватски пришла - нагрянула,
Как мажорный аккорд в полночь выстрелом,
Как заваливается баба пьяная,
И как слово срамное за тризною.

Огорошила, обескуражила,
Все столбами стоят в неведении,
Веселится один только ряженый,
До прощеного воскресения.

Обескровила, обесплодила,
Все цвета накрыв белым саваном,
Улыбается небу юродивый:
Пахнет свежестью зимней и ладаном.

"Смерть-это жизнь в конце пути" ..
Пути который всем пройти,
пройти придется до конца, -
включая деда и юнца ...

Лгуны, истцы на том пути
под ликом Солнца и Луны. -
И я в пути, друзья, туда, -
куда мне не прибыть нельзя!

Когда летят с деревьев листья
и покрывают невпопад
дорожки, а рябины кисти,
как факелы в ночи, горят;

когда прекрасной поволокой
туман застИт луны восход
и солнце нежной недотрогой
ей оставляет небосвод;

когда звенящей тишиною
в ночи наполнится весь мир
и тьма колдует под луною,
как некий сказочный факир -

то ежегодно "бабье лето"
меня берёт в прекрасный плен,
и без надежды на ответы
иду на выгодный размен:

оно даёт мне вдохновенье
и вот который год подряд
моей любви...

Вечер тихо спускался на город, подбивая подушки-сугробы.
Он заглядывал в окна жилые и спешил поделиться теплом.
Прикурив от луны сигарету, зажигал маяки для прохожих.
И заботливо на ночь машины накрывал серебристым чехлом.
Эта женщина, в лёгкой тревоге, из-за шторы, с надеждою робкой,
Ищет взглядом кого-то у входа… (подожди, не грусти, он – вот-вот…)
Поправляя уложенный локон (не ошибся ты, вечер, похоже),
Отраженью в стекле улыбнулась, прошептала: – Я знала – придёт!

***
Два окна...

Все бабы ласковы со мною,
сим горд любуясь я собою ..

Не в меру мудр, не по годам -
красавец я - кумир у дам!

Для дам, к тому же, я пример -
каким должон быть кавалер!

В любовнике души не чая ...
жена одна лишь огорчает!